С первого раза может показаться, что уж слишком много предосторожностей принималось — для чего же? Чтобы разгромить какую-то несчастную Турцию. Но дело в том, что Александру, как и его отцу, приходилось иметь дело не с одной Турцией, и, наученный горьким отцовским опытом, он решил обезопасить себя со всех сторон. Во-первых, за спиной Турции стояла опять Англия. Уже движение русских в Среднюю Азию настроило англичан весьма подозрительно: ведь оттуда рукой подать до Индии. А прямой путь из Англии в Индию вел после прорытия Суэцкого канала (1870 г.) через Средиземное море. Попытка России утвердиться на берегах этого моря, на месте смирной и безобидной Турции, должна была довести англичан до белого каления. Правда, на стороне англичан не было теперь Франции, — после разгрома 1870 г. она и думать не могла ни о какой войне, и раздавившие коммуну французские реакционеры готовы были лизать пятки Александру II, помогавшему разгромить Францию. Но на сторону Англии могла встать Австрия. Для ее промышленности Балканской полуостров и Турция были главным рынком: австрийские товары занимали там, после английских, первое место, покушение русского капитализма на турецкий рынок было для капитализма австрийского ударом в лицо.
С Австрией Александр начал переговоры еще в том же 1873 г., и тогда же с нею было заключено соглашение (конвенция), опять-таки разумеется совершенно секретное, в общей форме. Но когда дело дошло до подробностей, начались споры, которые тянулось почти четыре года и принимали иногда весьма острый характер. Во время одного из таких столкновений Александр II должен был убедиться, что если Германия и пошлет против кого 200 тыс. войска на помощь России, то не против Австрии. Тогда в Петербурге пошли на уступки, и в марте 1877 г. столковались на таком разделе Европейской Турции (шедшей тогда до Дуная): Австрия занимает Боснию и Герцеговину, Россия — Болгарию от Дуная до Балкан. О видах России на Константинополь от Австрии пришлою скрыть (сама сделка скрывалась от всего мира). Россия призналась только, что желает еще получить Батум в Малой Азии.
Если с Австрией приходилось жульничать, то с Англией совсем разговаривать было нельзя: английские реакционеры (в те дни у власти почти везде в Европе стояли реакционеры) и их лидер Дизраэли приходили в бешенство при одной мысли, что Россия может оказаться на месте Турции. Но, обеспечив себя со стороны Австрии, воевать все-таки можно было: Англия на сухом пути не была страшна; если бы ей вздумалось повторить севастопольскую войну, Россия могла ей теперь ответить ударом из Средней Азии на Индию. Худо ли, хорошо ли, «дипломатическая подготовка» похода на Константинополь была закончена. Считалась законченный и военная подготовка. Русская армия имела теперь артиллерию прусского образца — того самого, который обеспечил победу пруссаков над французами в 1870 г. В 1872 г. и русская пехота получила новое оружие — действительно одно из лучших в мире в те времена (берданку); правда, его не успели раздать всем полкам, но на такую дрянь, как турки, и старое годилось, — думали генералы Александра II. А отборные части, гвардия, гренадеры, те корпуса, что стояли на западной границе против Австрии (дружи, дружи, а камень за пазухой держи), уже имели берданки. В 1874 г. была введена всеобщая воинская повинность, что в несколько раз увеличило число запасных.
Оставалось подготовить общественное мнение русской буржуазии. Тут у Александра был большой опыт. Разумеется «царь-освободитель» не мог выступить в качестве завоевателя. Русские и в Среднюю Азию шли, во-первых, для того, чтобы оборониться от набегов степных кочевников (которые с оседлыми узбеками не имели ничего общего), а, во-вторых, для того, чтобы «освободить» местное население от деспотизма туземных ханов: во знамение этого немедленно же, как только русские войска вступили в Хиву, там было отменено рабство. Русские газеты с умилением это описывали. «Царем-освободителем» должен был вступить Александр II и в Константинополь. Кого «освобождать» — было ясно: Европейская Турция была населена славянами православного вероисповедания, значит «единоверными и единокровными» русским, а турки были мусульмане, неверные. Для простого народа этого было бы вероятно и достаточно. Но Александр хотел иметь на своей стороне и «образованное общество», — тут дело было сложнее. Нужно было показать яркую картину «угнетения», с одной стороны, «борьбы за свободу» — с другой; к тому же и для Европы нужно было иметь хороший предлог к вторжению в Турцию. И вот на сцену было поставлено в 1875 г.