Русская история. В самом сжатом очерке

Явно революционный характер, принятый теперь рабочим движением, заставил задуматься над ним и царское правительство в лице тех его чиновников, на которых ложилась забота об охране «порядка». Уже в 1901 г. Святополк-Мирский (будущий, во время русско-японской войны, министр «доверия», а в это время шеф жандармов, т. е. начальник всей политической полиции) писал: «Поставив себе конечной целью создать из рабочих организованные массы для борьбы с правительством за осуществление своих идей, агитаторы, к сожалению, значительно успели в этом. В последние три-четыре года из добродушного русского парня выработался своеобразный тип полуграмотного интеллигента, почитающего своим долгом отрицать религию и семью, пренебрегать законом, не повиноваться власти и глумиться над ней. Такой молодежи, к счастью, имеется в заводе еще немного, но эта ничтожная горсть террористически руководит всей остальной инертной массой рабочих». Естественно, что жандарму рабочий-революционер рисовался в самых мрачных красках, но важно признание этого жандарма, что рабочий-революционер теперь руководит массой. И когда перед жандармами вставал вопрос, как же быть? как же с этим бороться? — ответ получался весьма неожиданный: делать то самое, что делают агитаторы, только, так сказать, с обратным знаком, — не против царя, а в пользу царя. Одесский градоначальник Шувалов еще в 1899 г., поставив самому себе вопрос: что же делать? — отвечал на него: «Необходимо открыть пути для образования, нужно облегчить устройство читален и библиотек, организовать народные чтения, возможно широко распространять среди рабочих дешевые книги, даже бесплатно, могущие им представить как местный, так и общий интерес...» Эти книги, по мнению Шувалова, могли бы успешно конкурировать с «подпольной литературой, занятой гораздо более отрицанием». А главное — «нужно сократить рабочее время, обязательно создать выборных от рабочих для наблюдения за исправным приготовлением пищи, построить хорошие жилища» и т. д.

Так уже в последние годы XIX в. набрасывалась программа того, что расцвело сначала в Москве, а потом и по всей России, в первые годы нынешнего столетия под всякому известным теперь именем зубатовщины. Начальник московской охранки, давший всему «учреждению» свое имя, вовсе не был единолично его изобретателем. Идея «носилась в воздухе». 14 февраля 1902 г. в Москве был утвержден устав «Общества взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве». Общество должно было быть чисто пролетарской организацией, — в его ряды отнюдь не допускалась «мелкая интеллигенция» (иначе «агитаторы»); в виде исключения только членами-соревнователями могли быть чины фабричной инспекции и полиции, лица, принадлежащие к составу администрации фабрик и заводов, а также священно- и церковнослужители³⁴. Изолированные таким путем от всяких «вредных» влияний московские металлисты были зато окружены самым близким, самым нежным, можно сказать, попечением главного начальника московской полиции, тогда знаменитого обер-полицеймейстера Трепова. Обер-полицеймейстер следил за сохранностью кассы общества, предварительно просматривал и утверждал все издаваемые им инструкции, посылал на все заседания своих представителей, мог ставить на этих заседаниях любые вопросы и, если удостоивал явиться сам, получал... двадцать голосов. После этого совершенно ясно, что полицеймейстер не мог оставить общества на кого-нибудь, что он должен был следить и за выборами в правление, и для простоты дела он это правление попросту назначал из выбранных общим собранием кандидатов.

14 февраля был утвержден этот устав, а 19 февраля этого же 1902 г. 50 тыс. рабочих присутствовали в Кремле при «торжественном молитвословии» у памятника Александра II. «Такая громада», — как с гордостью называл это сборище Зубатов, — даже несколько испугала министерство внутренних дел, которое разослало особый циркуляр, где говорилось, что это очень хорошо конечно, но чтобы больше не повторялось.