Русская история. В самом сжатом очерке

На другую телеграмму то же министерство ответило еще лаконичнее: «Все это известно, но ничего сделать нельзя». А немного погодя неслись телеграммы из Симбирской (Ульяновской) губернии. Начинал исправник Ардатовского уезда: «В уезде плохо; умиротворить крестьян может только военное положение. Сейчас сергачский и курмышский исправники просят помощи военной силы, кругом погром и разорения. Мирный народ в страхе; не знаю, что делать». Продолжали помещики: «Весь Курмышский уезд охвачен аграрными беспорядками. Более 20 имений ограблено и разрушено. Помещики спасаются бегством. Немедленно пришлите войска. Землевладелец Волков». «В уезде полные беспорядки, разграблены усадьбы Панова, Волкова, Таушева, все хутора близ Анастасова. Движенне идет от Анастасова на Языково; просим немедленно прислать войско. Андреевский, Бобоедов, Панов, Брандт, Волков, Давлет-Кильдеев». Из Пензы: «В Петровском и Сердобском уездах жгут усадьбы, грабят, агитаторы ездят в военных мундирах, защиты нет, войска мало; убедительно просим увеличить число войсковых частей и казаков в распоражении пензенского и саратовского губернаторов; умоляем о помощи, иначе — полное опустошение губернии». Подписалось полторы дюжины помещиков, в их числе пестрели самые известные дворянские фамилии России.

Летом 1906 г. возобновились те же картины. 28 июня из Воронежа другой дворянский цветник взывал к министру внутренних дел: «В Бобровском уезде крестьяне производят разгромы имений; разграбляют, увозят все имущество, жгут постройки, скирды хлеба, хлеб с арендованной земли, увозят и владельческие хлеба; уничтожают конные заводы, как например в имении князя Орлова: уничтожают целые усадьбы, рубятся вековые сады; убытки миллионные, масса семейств владельцев, арендаторов, служащих осталась без куска хлеба, не обошлось без массы убийств. Белостокский погром бледнеет перед бобровским. Просим Думу, принявшую участие в несчастьях Белостока, не оставить и нас, бобровцев». Каково было это читать Столыпину, — министром внутренних дел был уже тогда он, и при нем российские благородные дворяне должны были завидовать участи белостокских евреев.

Паники в 1906 г. пожалуй было еще больше, чем в 1905 г., оттого в литературе и можно встретить совершенно неверное утверждение, будто главной волной деревенской революции была именно вторая, лето 1906 г. (это утверждение имелось между прочим и в первых изданиях настоящей книжки). На самом деле и по числу выступлений и по количеству захваченных движением уездов максимум крестьянских восстаний совпадает с максимальным подъемом всей революции — последними месяцами 1905 г. (почти 800 выступлений и 261 уезд; в 1906 г. с мая по август около 750 выступлений и 250 уездов; правда, что в некоторых уездах, например в только что названном Бобровском, движение 1906 г. отличалось исключительно сплошным характером, в среднем число выступлений от трех до четырех на уезд). И тут гегемония пролетариата в деревенском движении нашла себе еще раз выражение: в месяцы наивысшего подъема рабочей революции деревня бунтовала всего больше.

Помещичья паника имела некоторые, объективно полезные, последствия: перепуганные дворяне спешили ликвидировать свои имения, и в ближайшие годы после революции около 10% помещичьей земли поступило на рынок — больше всего в губерниях, где особенно сильно было восстание: в Воронежской и Тамбовской — до 30%, в Симбирской — до 35% в Самарской — до 37% и Саратовской — до 40%. Но насколько дворянские страхи перед «уничтожением всякой культуры» были объективно обоснованы? Мы видели, что самое крестьянское движение было недурно организовано, но преследовала ли эта организация только элементарно погромную цель — нажечь и награбить побольше и поскорее?