Русская история. В самом сжатом очерке

Так, по Ленину, еще с XVII в. уже не просто товарное хозяйство, а именно, торговый капитал приобретает политическое значение. Чрезвычайно любопытно сравнить с этим то, что писали на этот счет Маркс и Энгельс в своей критике Фейербаха в 40-х годах: «Мануфактура и вообще производство получили огромный толчок, благодаря расширению сношений, вызванному открытием Америки и морского пути в Индию. Новые, ввезенные оттуда, продукты, в особенности массы золота и серебра, вступившие в обращение, радикально видоизменили взаимотношение классов и нанесли жестокий удар феодальной земельной собственности и рабочим; предприятия разных авантюристов, колонизация, а, главным образом, ставшее теперь возможным и все более и более совершавшееся расширение рынков и превращение их в мировой рынок породили новую фазу исторического развития, которой мы не будем здесь подробнее заниматься. Благодаря колонизации новооткрытых земель, торговая борьба народов друг с другом получила новую пищу, приобретя вместе с тем и большие размеры и более ожесточенный характер... Второй период наступил в средине XVII столетия и тянулся почти до конца XVIII. Торговля и судоходство расширились быстрее, чем мануфактура, игравшая тогда второстепенную роль; колонии начали становиться крупными потребителями; отдельные народы только путем продолжительной борьбы сумели удержаться на открывшемся мировом рынке. Этот период начинается законами о мореплавании и колониальными монополиями. Путем тарифов, запрещений, трактатов устраняли по возможности конкуренцию чужих народов, а в последнем счете решения и исхода конкуренционной борьбы искали в войнах (в особенности, в морских войнах). Могущественнейшая морская держава, Англия, получила перевес в торговле и мануфактуре... Народ, первенствовавший в морской торговле, и в смысле колониального могущества обладал, естественно, и самой обширной — как количественно, так и качественно — мануфактурной промышленностью... Купцы, а в особенности арматоры, более всех других требовали государственной охраны и монополий; правда, и мануфактуристы требовали — и добивались — охраны, но в политическом значении они постоянно уступали купцам... Восемнадцатый век был веком торговли. Пинто говорит нам (?) определенно: Le commerce fait la marotte du siecle и также depuis quelque temps il n'est plus question que du commerce, de navigation et de marine (Торговля, это — конек нашего времени; с некоторого времени только и говорят, что о торговле, мореплавании, флоте)¹³¹.

Ленин не читал этой вещи, которая была опубликована после его смерти. Да и она берет тот же вопрос с другого конца: у Ленина выясняется значение торговли и торгового капитала для внутреннего роста государства, у Маркса и Энгельса — для международной политики. Но суть одна и та же: говоря словами Маркса и Энгельса, «торговля отныне приобретает политическое значение».

Но раз торговый капитал стал политической силой, естественно, является вопрос: что же, на феодальное самодержавие он имеет какое-нибудь влияние или нет?

Сначала установим словами Ленина влияние капитализма на развитие самодержавия вообще. В своей статье «О социальной структуре власти, перспективах и ликвидаторстве» Ленин пишет: «Что власть в России XIX и XX веков вообще развивается «по пути превращения в буржуазную монархию», этого не отрицал Ларин, как не отрицал этого до сих пор ни один вменяемый человек, желающий быть марксистом. Предложение заменить прилагательное буржуазный словом плутократический неверно оценивает степень превращения, но принципиально не решается оспаривать, что действительный «путь», путь реальной эволюции состоит именно в этом превращении. Пусть попробует он утверждать, что монархия 1861—1904 годов (т. е. несомненно, менее капиталистическая по сравнению с современной) не представляет по сравнению с эпохой николаевской, крепостной одного из шагов «по пути превращения в буржуазную монархию!»

Итак феодальное по происхождению самодержавие имело постоянную тенденцию развиваться в сторону буржуазной монархии, т. е. в сторону компромисса с капитализмом. Мог ли теоретически быть достигнут такой компромисс? Да, мог. «Могут быть и бывали исторические условия, когда монархия оказывалась в состоянии уживаться с серьезными демократическими реформами вроде, например, всеобщего избирательного права. Монархия вообще не единообразное и неизменное, а очень гибкое и способное приспособляться к различным классовым отношениям господства, учреждение».