Мы видели, что уже Шуйскому удалось однажды отколоть эту верхушку и привлечь ее на свою сторону и что этим объяснялась первая и последняя победа его над ополчением Болотникова. Оставалось повторить этот опыт Шуйского. По мере того как росла демократическая революция, верхи казацкой рати начали чувствовать себя так же неуютно, как чувствовали себя бояре и дворяне, составлявшие вначале двор тушинского царя. Им также хотелось, этим верхам, положить конец междоусобной войне для того, чтобы закрепить за собой то, что им удалось захватить во время этой войны, когда все они понабрали себе вотчин и денег. Для того чтобы привлечь их на свою сторону окончательно, людям торговым, купцам, пришлось только сделать еще одно усилие, окончательно и уже широко развязав свою мошну. Нижегородский купец Минин стал собирать ополчение «для освобождения Москвы от поляков и иноверцев», и притом, — в том-то и состояла его гениальная выдумка, — стал обещать тем, кто пойдет в это ополчение, такое жалование, какого в прежнее время не получала и царская гвардия. Простым рядовым служилым людям обещали столько, сколько раньше не имели гвардейские офицеры. Немудрено, что такая мера привела, как рассказывают современники, к полному согласию между помещиками и купцами, с одной стороны, и мелкими служилыми людьми и казаками позажиточнее — с другой. Те увидели, что служить имущим классам куда выгоднее, нежели якшаться с народной массой и помогать демократической революции, которая явно шла на пользу беднякам и не сулила никому никакого богатства.
Остается только прибавить, что купцы и тут старались своих денег давать как можно меньше, а облагали чрезвычайными налогами мелкую буржуазию, «черных людей». Когда Минин говорил, что нужно «заложить жен и детей», чтобы собрать деньги на армию, то речь шла конечно не о богатых купчихах и купеческих дочках, — а вот семьи городской бедноты действительно отдавали в кабалу, чтобы уплатить налог.
Мало-помалу весь штаб тушинского лагеря перешел на сторону Минина и назначенного купечеством главнокомандующего собранной им рати — Пожарского. Восставшие массы, оставшись без вождей, не могли оказать сопротивления. Меньшинство казаков, продолжавшее поддерживать сына Названного Димитрия, вынуждено было бежать на Волгу, а там еще дальше. Перед купеческо-помещичьим ополчением был теперь только один организованный противник — польское войско в Кремле, но с ним, при помощи перешедших на сторону имущих классов казаков, справиться было нетрудно. Царь Владислав был низвергнут, — низвергнут впрочем так же, как он был выбран, только по имени, потому что лично он по своему малолетству в Москву и не приезжал. В Москве торжествовали победу православия над католицизмом, который якобы опять хотел забраться сюда, как при первом Димитрии. В это время у московского купечества появляются и первые патриотические нотки. Купечество в воззваниях призывает встать не только за православную веру, но и за свою землю и, прибавляют они, за достояние, которое нам дал господь бог. Защита родины и защита своей мошны у этих людей, как у буржуазии всех времен, сливались таким образом в одно.
Такой патриотизм, само собой разумеется, не только не мешал зоркому ограждению своих интересов, но, напротив, помогал ему. Капиталисты и помещики, находя для себя выгодным иметь царя из иноземцев, который не имел бы корней внутри страны, непрочь были в поисках царя прибегнуть к Швеции. Пожарский был именно за то, чтобы на московский престол избрать шведского принца. Но тут вмешалась та сила, без которой торговый капитал ничего сделать не мог. У перешедшего на сторону имущих классов казачества и у мелкопоместных дворян и боярских детей был свой кандидат, который приобрел популярность именно в Тушине. Это был сын тушинского патриарха Филарета Никитича Романова. Сам патриарх был в это время в Польше, куда он отправился вести переговоры с Сигизмундом, да его, как монаха постриженного, избрать на царство и нельзя было. Но у него был сын, глуповатый 16-летний юноша, который, как представитель семьи Романовых, был однакоже популярен в казацких и мелкопоместных кругах. Мелкопоместный галицкий дворянин назвал первый этого кандидата, а когда начальные люди дворянского и купеческого ополчения стали выражать свое недовольство по этому поводу, из рядов собравшихся выступил донской атаман и весьма твердо поддержал эту кандидатуру. Пожарский и его товарищи поняли, что плетью обуха не перешибешь, бросили свои мечты о шведском принце и подчинились неизбежному. Кандидат казаков и мелкопоместных дворян сделался царем. Был созван земский собор, которому оставалось только признать совершившийся факт.