Русская история

Помня возможность происхождения обвинений против Бориса и соображая все сбивчивые подробности дела, нужно в результате сказать, что трудно и пока рискованно настаивать на факте самоубийства Димитрия, но в то же время нельзя принять господствующего мнения об убийстве Димитрия Борисом. Если признать это последнее мнение требующим новых оправданий – а его именно таким и надо считать, – то мы можем объяснить выбор Бориса и без связи с его «злодейством». А что касается до этого господствующего мнения о виновности Бориса, то для его надлежащего подтверждения нужны, строго говоря, три исследования: во-первых, нужно доказать в деле Димитрия невозможность самоубийства и, стало быть, подложность следственного дела. Белов, доказывая подлинность этого дела, исследовал с медицинской точки зрения возможность самоубийства в эпилепсии. Медики говорили, что подобное самоубийство возможно. Что касается до самого следственного дела, то оно представляет нам подробности, отличающиеся такой наивностью, что подделать их в то время было бы просто невозможно, так как требовалось бы уже слишком много психологического чутья, недоступного людям XVII века. Далее, во-вторых, если и была бы доказана невозможность самоубийства, то следует еще доказать, что убийство было своевременно, что в 1591 году можно было предвидеть бездетную смерть Феодора и с нею связывать какие-нибудь расчеты. Этот вопрос очень спорный. Да, наконец, в-третьих, если бы такие расчеты и были возможны, то один ли Годунов мог их тогда иметь? Разве никто, кроме Годунова, не имел интереса в смерти Димитрия и не мог рискнуть на убийство?

Вот сколько темных и неразрешимых вопросов заключается в обстоятельствах смерти Димитрия. Пока все они не будут разрешены, до тех пор обвинение Бориса будет стоять на очень шаткой почве, и он перед нашим судом будет не обвиняемым, а только подозреваемым: против него очень мало улик и вместе с тем есть обстоятельства, убедительно говорящие в пользу этой умной и симпатичной личности...

Царствование Бориса Годунова

Умирая, Феодор не назначил себе преемника, а только оставил на всех «своих великих государствах» жену свою, Ирину Феодоровну. Тотчас после его смерти Москва присягнула царице; ее просили править с помощью брата, Бориса Феодоровича. Но от царства Ирина наотрез отказалась, съехала из дворца в Новодевичий монастырь и постриглась там под именем Александры. Вместе с сестрой поселился и Борис, а царством правил патриарх и бояре именем царицы. Все понимали, что управление временное и что необходимо избрать преемника покойному царю. Но кто же мог ему наследовать? По общему складу понятий того времени наследовать должен был родовитейший в государстве человек, но родовые счеты бояр успели у этому времени так уже перепутаться и осложниться, что разобраться в них было не так легко. Род Рюриковичей был очень многочислен, и относительное старшинство его членов определить вряд ли можно было с точностью. К тому же многие из очень родовитых членов были затерты при дворе менее родовитыми, но более счастливыми по службе родичами, а с другой стороны, среди московского боярства было много очень родовитых людей на Рюриковичей. В то время из Рюриковичей особым значением пользовалась родовитая семья князей Шуйских. Она была старше даже князей московских, а рядом с ней стояли во главе боярства очень знатные князья чужого рода – Гедиминовичи, Мстиславские и Голицыны. Наиболее талантливой из этих княжеских фамилий была фамилия Шуйских, не раз давала она государству выдающихся деятелей, отмеченных крупным воинским или административным талантом. Менее блестящие были Мстиславские и Голицыны, но они, как и Шуйские всегда занимали первые места в рядах московского боярства. По понятиям этого боярства, право быть выбранным на престол принадлежало одному из этих княжеских родов более, чем кому-либо другому. А между тем были в Москве два рода не княжеского происхождения, которые пользовались громадным значением при последних царях и по влиянию своему ничем не уступали знатнейшим Рюриковичам и Гедиминовичам. Это старые слуги князей московских – Романовы и Годуновы. Предок Романовых, по преданию, выехал в XIV веке «из Прусс», как выражаются древние родословные. Его потомки были впоследствии известны под именами Кошкиных, Захарьиных и с половины XVI века – Романовых (от имени Романа Юрьевича Захарьина). Дочь этого Романа Юрьевича в 1547 году вышла замуж за Ивана IV, и таким образом Романовы стали в родстве с царем. С той поры род Романовых пользовался большой симпатией со стороны народа. В минуту смерти царя Феодора было несколько Романовых, сыновей Никиты Юрьевича Романова. Из них самым выдающимся слыл Феодор Никитич Романов. И он, и все его братья в это время были известны под именем Никитичей.