Русская канарейка. Блудный сын

– Если челюсти позволяют, – отозвался он добродушно, усаживаясь в кресло напротив. Как здесь все было продумано и как удобно! На сиденье кресла подложена подушечка – ну разве не трогательна эта забота о наших старых задницах! И стол у Зары совсем не напоминал бездушные офисные столы. Можно поклясться, что его лет сто назад приволок в Палестину в своем багаже какой-нибудь врач из Парижа, Будапешта или Варшавы. А прекрасные напольные часы в углу, а чудесный резной и как бы нипричемный в кабинете главного врача буфет, украшенный цветными провансальскими блюдами: черные оливки, золотой лук и кроваво-красные помидоры… Да, подытожил Натан, усаживаясь на ласковую подушку, мы выбрали для нее правильное место.

Принесли, конечно, никакие не сухофрукты и не орешки, но уж и не стейки: здешняя кухня была молочной, и единственное, чем мог разжиться плотоядный хищник, – это рыба, зато уж нескольких сортов.

Под льняными салфетками на двух подносах обнаружились закуски из баклажанов (местный повар был помешан на баклажанах: пек их и жарил, мариновал и чуть ли не скульптуры из них лепил), оладьи, цветник из разного вида повидла в крошечных стеклянных розетках, ну, и булочки, масло, чесночная паста… И, конечно же, кофе в высоком термосе.

– Ого! – воскликнул Натан, пододвигая к себе поднос. – Ого, как я проголодался!

Он совершенно не хотел есть. Он вообще в последние месяцы страдал полным отсутствием аппетита и очень похудел, что сводило Магду с ума. Но вот кофе по-прежнему втайне от жены поглощал в страшных для сердечника количествах.

И сейчас, заставив себя ковырнуть оладьи, торопливо отвинтил крышку термоса и налил полную чашку кофе…

…Когда девушка в белом халате явилась унести подносы, он придвинул к себе термос и попросил оставить чашку на столе. Пересел поближе к Заре – на стул справа от нее, – и минут десять старичье, как говорила Зара, хвасталось друг другу фотографиями внуков в телефонах. У Зары внуков было целых восемь – все мальчики, один в один, глаза как черносливины. Пятеро погодки, трое за ними – с двухлетними паузами в производстве.

– У меня парень один, зато рыжий-рыжий! – сказал Натан, пролистнул длинненьких подростков-близняшек, поразительно похожих на Габриэлу, и выкатил на экран огненный шарик вихрастой головы.

– Боже мой! – ахнула Зара. – Это пожар какой-то!

– А по характеру вообще – огонь, острый перец! – заметил Натан. – И генерал с пеленок: строит сестер, мать, бабку, даже отца – как первогодков.

Затем еще минут пятнадцать они сплетничали, перебирая знакомых, вполголоса обсуждая новости в конторе и в МИДе: ты не поверишь – тотальные, кардинальные изменения во всем и в кадровой политике – особенно…

Не хочет переходить к делу, отметила Зара, тяжко ему почему-то. Облысел, постарел… Что-то случилось?

И помогла: улыбнулась и проговорила:

– Ну, а теперь смело прыгни в воду с разбегу.

Он замешкался, будто не ожидал.

Еще по дороге, обдумывая их встречу, решил начать не с Леона, хотя и понимал, как жестоко сейчас забрасывать Зару в прошлое. Помедлив, достал из плоской кожаной книжки (привычное укрытие для многих фотографий за годы его пестрой карьеры) фотографию «Казаха» и положил перед Зарой на стол.

Она не притронулась к ней, лишь глаза опустила. Молча смотрела, долго, долго… Слишком долго для опознания. Слишком спокойно, удивился Натан. Как странно: не узнает? Все же это не совсем обычное лицо. Как можно не узнать человека, ломавшего тебе пальцы?

Наконец она разлепила морщинистые губы и бесстрастно проговорила:

– Постарел, мерзавец…

Что значит выучка, восхитился Натан. Сказал, забирая фотографию:

– Прости. Это было необходимо. Я бы не стал тебя зря тревожить. Хотел еще раз удостовериться, что это он самый.

Зара спросила:

– Неужели вам удалось его добыть?

Он улыбнулся ей. Провел ладонью по старческой легкой руке в перчатке, немного задержался на покалеченных пальцах.

– Его уже нет, Зара, – тихо проговорил Натан. – Живи в радости: его уже нет… – Потянулся к термосу, отвинтил крышку и нацедил в свою чашку остатки кофе, буркнув: – Самый крепкий – на дне! – Выпил, поднял на нее усталые раскосые глаза в обвисших веках. – И приехал я не ради него, Зара. Впрочем, если захочешь, расскажу потом обстоятельства его гибели. Кстати, мне даже стыдно, что мы не сразу вспомнили твои показания – все было бы проще. Но… это было так давно. И все же – он мертв, а ты жива, моя дорогая, и я ликую! А сейчас… взгляни вот на этого парня.

Он выложил перед ней старое армейское фото, на котором Шаули с Кенарем (Пат и Паташон) сняты в полном снаряжении на последних шагах к армейскому бараку: замордованные, взмокшие, чудится – даже от фотографии разит по́том. Физиономии обоих – в маскировочной зелени, а Кенарь вообще такую рожу состроил, что его родная мамаша не опознает.

– К сожалению, тут ничего не разберешь, кроме роста и сложения, – торопливо пояснил Натан, – так что я вынужден предъявить тебе вот еще… такую его фотографию.