Русская княжна Мария

Княжна пошла проводить отца Евлампия к умирающему. О дьяконе, казалось, все забыли. Оставшись в одиночестве, он тяжело поднялся из кресла и подошел к окну, больше не горбясь и держась, напротив, с той почти неестественной прямотой, которая свойственна кадровым офицерам. Стоя у окна и глядя во двор, по которому слонялись уланы, дьякон бормотал слова, которых, к счастью, не мог слышать отец Евлампий. Его небольшие, красивые и крепкие ладони с длинными нервными пальцами то и дело сжимались в кулаки, выдавая обуревавшие его чувства, испытывать которые, по всеобщему мнению, священнослужителю не пристало.

Потом дверь княжеской спальни распахнулась, и в кабинет вышла Мария Андреевна, оставившая отца Евлампия наедине с князем для свершения последнего таинства. Стоявший у окна спутник батюшки быстро обернулся на шум. Княжна заметила его и остановилась в нерешительности, не понимая, кто он и зачем пришел в дом.

- А вы... - начала она и замялась, не зная, как обратиться к этой странной косматой фигуре. - Вы... Не хотите ли воды с дороги? Больше, увы, мне нечего вам предложить.

- Не стоит беспокоиться, ваше сиятельство, - отвечал дьякон чистым, звучным голосом, в котором слышался странно знакомый княжне акцент. Только два человека, которых знала княжна, говорили с таким акцентом, но один из них был мертв, а другой необъяснимо исчез, о чем она вспомнила только сейчас, услышав знакомый акцент. - Простите, Мария Андреевна, - продолжал дьякон, делая шаг от окна по направлению к княжне, - но неужели же этот нелепый маскарад обманул вас, и вы меня совсем не узнаете?

Княжна вдруг почувствовала слабость в ногах и вынуждена была схватиться рукой за край письменного стола.

- Но это... - слабым голосом едва сумела проговорить она, - это просто не может быть!

Дьякон вздохнул и снял головной убор вместе с паклей, изображавшей волосы. За волосами последовала приклеенная на меду козлиная бороденка, и перед Марией Андреевной предстал Вацлав Огинский в порыжелой рясе с чужого плеча, с забинтованной головой, но несомненно живой вопреки имевшимся у княжны сведениям о его смерти.

- Я должен просить у вас прощения за этот глупый спектакль, разыгранный в столь тяжелое для вас время, - продолжал он, - но я не знал иного способа проникнуть в усадьбу и разузнать о вашей судьбе.

- Но вы... Как это может быть, что вы живы? - воскликнула княжна, не веря собственным глазам. - Ведь я же... Ведь мне... сказали...

Не в силах более сдерживаться, она подбежала к Огинскому и, упав к нему на грудь, разрыдалась, смачивая пыльную рясу слезами огромного облегчения. Судьба, отнявшая у нее все, что было ей знакомо и дорого, неожиданно вернула ей того, кто считался умершим. Радость была слишком нежданной, чтобы приготовившаяся стойко встретить неисчислимые беды княжна могла теперь удержаться от слез. И она плакала, вовсе не думая о том, что ее поведение может показаться неприличным, на время забыв даже о том, что происходило сейчас за закрытой дверью спальни.

- Мне сказали, - справившись с рыданиями и утирая слезы платком, - что вы убиты на дуэли.

- Почти так оно и было, - заботливо усаживая ее в кресло и садясь напротив, сказал Огинский. - Я был на волосок от смерти. Пуля попала вот сюда. - Он осторожно прикоснулся рукой к повязке, показывая, куда попала пуля. - Но кто, хотелось бы мне узнать, передал вам это известие? Мне казалось, что у свидетелей дуэли просто не было на это времени.

- Ах, это странная история, - сказала княжна, впервые сама серьезно подумав о том, что история вышла и в самом деле странная. От этой мысли она нахмурилась, и между бровей ее пролегла поперечная складочка. - Нет, право, странная, очень странная история. Уже после того, как ваши товарищи покинули усадьбу и сюда вошли французы, вчера ночью ко мне явился ваш кузен. Он совершенно определенно сообщил мне о вашей смерти. Что же, он солгал мне?

- Кузен? Кшиштоф здесь? Вот славно! - обрадовался Огинский. - Не думаю, чтобы его ложь была намеренной. В том состоянии, в каком я находился сразу после дуэли, меня легко было принять за... ну, вы понимаете, за мертвое тело. Ежели было нападение французов, то у кузена просто не оставалось времени разобраться, жив я или уже умер.

- Но он даже передал мне ваши последние слова! - воскликнула княжна, в другой раз подумав, как все это странно, будто в романе.

- Вот как? - Вацлав Огинский рассмеялся, несмотря на серьезность момента. - И какими же они были, мои последние слова?

- Он сказал, что вы велели ему позаботиться обо мне, - вдруг смутившись, ответила княжна.

Огинский тоже несколько смутился.

- Что же, - сказал он наконец, - это как раз очень может быть, хотя я ничего этого не помню. Помню лишь, как шел к барьеру, а потом ничего... Просто стало темно. Перед этим я как раз думал о вас, так что... Но что же, - воскликнул он, оборвав себя на полуслове, - значит, кузен здесь? Как же ему удалось? Где он? Ах, как славно, когда под рукой в нужную минуту оказывается верный человек!