Русская княжна Мария

Заяц в душе пана Кшиштофа временно умер, уступив свое место льву или, что вернее, загнанной в угол крысе. Огинский рубился с уланами так, как только могут рубиться поляки - искусно, самозабвенно, целиком отдаваясь любимому делу рубки и не считая ран. Он азартно хэкал, приседал, отражал удары и делал выпады, калеча и убивая одного за другим набегавших из темноты противников. Гордость польского шляхтича вдруг проснулась в нем, подавив на время все иные чувства и расчеты. Ежели бы у пана Кшиштофа было время подумать перед тем, как вступить в бой, он непременно обратился бы в паническое бегство. Теперь же ни думать, ни бояться не было времени: пан Кшиштоф неистово рубился с уланами, целиком отдавшись на волю своего не забывшего старинной науки тела.

Сабли, сталкиваясь в воздухе, издавали высокий, режущий ухо лязг и высекали снопы бледных, хорошо видимых в ночной темноте искр. В тесном пространстве между повозками уланы могли нападать по одному, много по двое. Многие из них еще не успели до конца проснуться, и раньше, чем трубач протер глаза и заиграл тревогу, пан Кшиштоф успел молодецкими ударами свалить четверых противников. Он чувствовал в себе силы и желание прямо здесь, в этом узком, воняющем лошадиной мочой проходе, изрубить на куски весь эскадрон капитана Жюно до последнего человека, но тут кто-то, насев на него сзади, попытался обхватить его поперек и прижать руки к туловищу.

Овладевшая было паном Кшиштофом эйфория разом прошла. Он еще не впал в панику, тело еще помнило, что надобно делать, но холодный ум бывалого проходимца уже принял единственно возможное при настоящей расстановке сил решение: бежать, пока не зарезали. Пан Кшиштоф резко отвел назад локоть, глубоко погрузившийся в живот противника, одновременно ударив его затылком в середину лица. Раздался мягкий удар, неприятный хруст сломанного носа и придушенный вопль. Пан Кшиштоф почувствовал, что свободен, и кинулся отступать, держа курс на черную стену возвышавшихся позади конюшни деревьев парка.

Дорогу ему преградили трое улан, и пан Кшиштоф, дико и страшно крича, принялся снова рубиться - не так, как это делает поседевший в схватках ветеран, который рад случаю еще раз блеснуть своим мастерством, а так, как изнуренный путешественник по притокам никому не ведомых тропических рек прорубает себе сквозь заросли ядовитого бамбука дорогу к спасительной возвышенности.

В ноги ему откуда-то сбоку сунули пику - умело и, видимо, делая это не в первый раз. Пан Кшиштоф запутался в древке пики ногами, споткнулся, потерял равновесие, взмахнул руками и понял, что падает. Перед тем, как рухнуть спиною на брусчатку двора, он успел заметить кого-то, кто, стоя с ним рядом, так же яростно и безнадежно, как он сам, рубился с уланами. Потом каменный двор, предательски подпрыгнув, со страшной силой ударил его по спине, а сверху, из усыпанной звездами тьмы, прямо на лицо с треском опустился окованный железом ружейный приклад. Пан Кшиштоф услышал этот треск, подумал, что в жизни своей не слышал более отвратительного звука, и потерял сознание.

Глава 9

Человек, вступивший в бой несколько позднее пана Кшиштофа и сумевший до поры весьма успешно оберегать его от нападений с тыла и с флангов, был, конечно же, его кузен Вацлав Огинский, застигнутый переполохом в двух шагах от возка капитана Жюно.

Все произошло слишком быстро и неожиданно, чтобы Вацлав мог хотя бы сообразить, что за каша вдруг заварилась вокруг него. Только что вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь мирными, вполне привычными звуками, производимыми спящими людьми и стоящими в стойлах лошадьми. Звуки эти были в точности такими же, как и те, которые Вацлав уже неоднократно слышал, обходя дозором расположение своего спящего эскадрона. И вдруг эта привычная мирная тишина была прорезана нечеловеческим визгом, словно с кого-то заживо сдирали кожу, а потом и выстрелом, гулко прокатившимся над задним двором и слышным, наверное, даже в находившейся за три версты отсюда деревне.

Дело, которое посреди ночи привело Вацлава на задний двор усадьбы Вязмитиновых, было точно такое же, как и то, ради которого его кузен, рискуя жизнью, снова вернулся туда, где его поджидала позорная смерть. Глядя из окна княжеского кабинета, Вацлав очень хорошо заметил, куда была спрятана вынесенная из дома денщиком капитана Жюно икона. Знал он, в отличие от своего кузена, и то, что пройдоха Поль ночует в капитанском возке, опасаясь за сохранность сложенного там имущества - не столько капитанского, сколько своего собственного. На случай внезапного пробуждения денщика у него были предусмотрены некоторые меры - не слишком благородные, но зато действенные.

Вацлав вполне благополучно добрался уже почти до самого капитанского возка, когда там, куда он направлялся, неожиданно разыгрался описанный выше скандал. Молодой Огинский, услышав этот адский шум, который впору было бы производить вырвавшимся из пекла демонам, отпрянул в тень ближней к нему фуры, выставив перед собой саблю и пистолет.