Русская княжна Мария

Пан Кшиштоф не сразу понял, что этот приказ обращен к нему: ему опять показалось, что сейчас из леса выбежит какой-нибудь бородатый солдат в русском мундире и возьмет захваченных лошадей под уздцы. Это его промедление едва не стоило успеха всей вылазки: заметив, что из леса никто не выходит, драгуны переглянулись, и один из них сделал неуверенный шаг в сторону лежавшего на земле оружия. Вацлав остановил его окриком и резким движением ружейного дула. Пан Кшиштоф, опомнившись, с треском выбрался из кустов и вышел на дорогу. Первым делом он подобрал пистолеты и подал один из них Вацлаву, который тут же бросил бесполезное ружье.

На лицах обоих французов при этом появилось одинаково кислое выражение: они поняли, что их надули.

- Проклятье, - сказал один из них другому, - их всего двое, и они безоружны!

- Были безоружны, - с насмешкой поправил его пан Кшиштоф, чувствовавший себя хозяином положения, хотя на спине его еще не высох холодный пот. - Молитесь, господа, - добавил он, поднимая пистолет.

- Оставь их, Кшиштоф, - вмешался младший Огинский. - К чему это бессмысленное убийство? Нам пора, мы и так потеряли слишком много времени.

Пан Кшиштоф с сожалением посмотрел сначала на пистолета своей руке, а потом на пленных драгун. Он испытывал потребность поквитаться с кем-нибудь за свой недавний страх; раз уж у бить кузена пока что было нельзя, на худой конец сошли бы и французы. Но слова Вацлава о бессмысленном убийстве остановили его. Убийство это действительно представлялось лишенным всякого смысла, к тому же, хладнокровно расстрелять безоружных людей, сдавшихся в плен, было бы жестоко, а пан Кшиштоф понимал необходимость поддержания хороших отношений с идеалистически настроенным кузеном. Нельзя было давать этому мальчишке повод обвинить себя в бессмысленной жестокости, и пан Кшиштоф нехотя засунул пистолет за пояс.

- Ваши мундиры, господа, - скомандовал французам Вацлав.

Лица французов еще поугрюмели, но деваться им было некуда. Один из них, хмуря густые брови и кусая усы, отстегнул подбородочную чешую своей хвостатой каски, другой нехотя взялся за пряжку ремня.

- Веселее, веселее, господа, - развлекаясь, поторапливал драгун пан Кшиштоф, у которого окончательно отлегло от сердца. Униженное положение драгун доставляло ему огромное удовольствие, хотя где-то в глубине души он очень боялся, что если его поймают, то даже заступничество Мюрата не избавит его от петли. - Веселее, сударь, не стесняйтесь! Ваша добыча остается при вас. - Он указал стволом пистолета на мешки с награбленным добром. - Надеюсь, в этих тюках найдется пара женских платьев, в которых вы будете просто неотразимы!

Высокий драгун с длинными черными усами, подковой охватывавшими его рот и квадратный загорелый подбородок, стаскивая с себя сапоги, исподлобья бросил на пана Кшиштофа свирепый взгляд.

- Встретившись со мной в честном бою, ты бы живо потерял охоту шутить, - проворчал он.

- О да! - воскликнул уверенный в собственной безопасности Огинский. В бою я бы с тобой не шутил, а просто изрубил бы в капусту, не успев заметить, что имею дело с бабой в мундире. Снимай, снимай панталоны, герой! Мне некогда с тобой возиться.

Подобрав все оружие драгун и их мундиры, кузены вскочили в седла и с места пустили лошадей в галоп. Третья лошадь, оставшаяся без седока, тоже была ими взята: привязанная поводьями к луке седла, она бежала за лошадью пана Кшиштофа. Раздетые до нижнего белья драгуны остались стоять на пыльной дороге. Злобное и вместе с тем растерянное выражение их лиц окончательно развеселило пана Кшиштофа. Погоняя свою лошадь, он посмотрел на Вацлава, скакавшего рядом, в который раз поражаясь его удачливости. Любому другому такая безумная выходка, как эта, почти наверняка стоила бы головы, и именно по этой причине ни один здравомыслящий человек на нее бы не отважился. Мальчишка же не колебался ни минуты, и, вероятно, только его уверенность в себе заставила французов дрогнуть и сдаться без боя. Им и в голову не пришло, что кто-то отважился в одиночку напасть на вооруженный разъезд с разряженным, не более грозным, чем березовая палка, ружьем.

Пан Кшиштоф криво усмехнулся в усы. Вацлав действительно был мальчишкой, и его безумная храбрость более чем наполовину происходила от мальчишеской убежденности в том, что убить или ранить могут кого угодно, но только не его. Казалось бы, дуэль с Синцовым должна была его чему-то научить, но она, похоже, лишь укрепила его веру в собственную неуязвимость. Это был мальчишка, и обходиться с ним нужно было именно как с мальчишкой: хвалить его, восхищаться им и осторожно, под видом родственной заботы, поворачивать в нужном направлении. При соблюдении этих условий мальчишку можно было подстрекнуть на любое безумство, в результате чего пан Кшиштоф получил бы свои деньги, а мальчишка - свою пулю.