Русская княжна Мария

Денщик сразу же затих и перестал мычать. Его тело обмякло, сдаваясь на милость победителя. Денщик был не самого храброго десятка, и справиться с ним, да еще и раненым, оказалось совсем просто.

- Вот так, - похвалил пан Кшиштоф. - Только попробуй поднять тревогу, и я прорежу тебе еще один рот пониже подбородка, грязная свинья. Я пришел за иконой. За иконой, ты понял?

Денщик снова замычал ему в ладонь.

- Не вздумай шутить со мной, - в последний раз предупредил его пан Кшиштоф и осторожно убрал руку, которой до этого зажимал денщику рот.

Поль с хлюпаньем втянул в себя воздух.

- Пощадите, сударь, - торопливым шепотом забормотал он, - пощадите, умоляю! Я сдаюсь, я сделаю все, что прикажете, только не убивайте беднягу Поля!

- Замолчи, болван, - сказал ему пан Кшиштоф, - и живо подавай мне икону, которую ты украл в усадьбе!

- Но, сударь, мой капитан...

- Икону! - повторил пан Кшиштоф и сильнее прижал лезвие сабли к горлу денщика.

Поль почувствовал, как по коже, щекоча ее, потекла теплая струйка крови, и беззвучно заплакал, стараясь сдерживать рыдания, чтобы не порезаться еще глубже.

- У меня... нет... нет иконы, - с трудом выговорил он то, что было чистой правдой.

- Расскажешь это своему капитану, - тихо прорычал пан Кшиштоф, завтра, когда иконы у тебя действительно не будет. А пока вот что: я даю тебе на выбор две возможности. Ты можешь отдать мне икону сам и взамен получить от меня отличную верховую лошадь под седлом - у меня как раз завалялась одна лишняя. В противном случае я зарежу тебя, как свинью, найду икону среди этого барахла и уйду, сохранив при этом свою лошадь. Скажи, приятель, какая из этих возможностей тебе больше нравится?

Поль вынужден был признать, что первая из названных паном Кшиштофом возможностей выглядит гораздо привлекательнее второй, хотя и она не является шедевром. В то время, когда он это говорил, до него дошло, что его, быть может, действительно оставят в живых, но лишь при том условии, если он отдаст проклятую икону, которая почему-то вдруг понадобилась всем на свете. Было совершенно очевидно, что, продолжая утверждать, будто иконы нет, он добьется только мучительной смерти, с другой стороны, иконы у него действительно не было, а значит, не было и выхода.

Но выход нашелся: его подсказал изворотливый ум бывшего лавочника. Выход этот был крайне рискованным и в случае неудачи сулил верную смерть. Но точно такую же, притом гораздо более верную, смерть сулило Полю бездействие, и денщик капитана Жюно решил рискнуть. Это была не самая выгодная сделка - обменять тяжелый золотой оклад на кавалерийскую лошадь, но в придачу к лошади ему была обещана жизнь, а это несколько меняло дело.

- Извольте, сударь, - прошептал он, - протяните вашу руку и возьмите... Здесь, под этим тюком. Никто не может обвинить старину Поля в жадности, и чего только не сделаешь для такого великодушного и обходительного господина!

- Не вздумай шутить, - с угрозой повторил пан Кшиштоф и, протянув свободную руку, засунул ее под указанный денщиком тюк.

Пальцы его нащупали знакомый парчовый сверток. Под парчой ощущались гладкие выступы и впадины массивного золотого оклада. Несомненно, это была она, та самая икона, за которой столь долго охотился пан Кшиштоф, ежеминутно рискуя собственной жизнью и одну за другой губя чужие. Думать о величии этого момента было недосуг, да и положение, в котором находился Огинский - верхом на жирной туше денщика-француза, - мало подходило для произнесения торжественных речей.

- Благодарю, приятель, - сказал пан Кшиштоф, - теперь ты свободен и можешь спать спокойно. Больше я тебя не потревожу.

С этими словами он полоснул саблей по горлу денщика, разом перерезав его от уха до уха. Поль издал протяжный булькающий хрип, два раза страшно содрогнулся всем телом и замер, обильно заливая кровью тюки со своей и капитанской добычей. Брезгливо морщась, с окровавленными по локоть руками пан Кшиштоф задом выбрался из повозки, прижимая к себе драгоценный парчовый сверток, тоже густо политый кровью денщика. То, что сверток запачкался, поначалу огорчило его, но он тут же подумал, что кровь послужит Мюрату лишним доказательством того, с каким трудом и опасностью для жизни выполнил пан Кшиштоф его поручение.

Убрав саблю в ножны и по-прежнему прижимая к себе сверток, пан Кшиштоф осторожно выбрался на улицу, где стояли его лошади. Одна из них, почуяв его приближение, тихонько заржала, перебирая ногами. Пан Кшиштоф шикнул на нее, и лошадь послушно замолчала, словно понимая важность момента. С огромным облегчением пан Кшиштоф отвязал поводья от столба и вскочил в седло. Его безумная одиссея близилась к концу, он победил и имел полное право гордиться собой.