Русская книга людей (сборник)

Спустя три недели одиночества в комнате стал ежедневно появляться некто необычайно плебейский, ограниченный и косноязычный. Из всего разнообразия форм коротания досуга, придуманных человечеством за тысячелетия своего существования, с ним можно было лишь играть в подкидного дурака да травить анекдоты. Однако он странным образом располагал к себе, отвлекая от одиночества и тягостных дум. Через некоторое время они подружились.

Единственное насилие, которое совершили по отношению к узнику, заключалось в удалении четырех передних верхних зубов. На их место установили мост из блестящей нержавеющей стали. Да и это было сделано самым гуманным образом – под общим наркозом.

Спустя полгода, нарядив в кривобокий пиджачишко и мешковатые брюки, бывшего руководителя вокально-танцевального ансамбля отпустили на волю. Ольга в прощальной процедуре участия не приняла, так как сказалась мужу больной. Он понял ее смятение и проявил милосердие, которое было Николаю не чуждо по отношению к тем, в кого он вложил значительные средства.

Николай напутствовал беднягу, наконец-то понявшего весь ужас своего положения, следующими словами:

– Ну вот, наконец-то вы можете покинуть мой гостеприимный дом, где вы были непозволительно счастливы для своего бывшего социального положения, а затем прошли суровый, но справедливый курс лечения. Конечно, в вашей воле доказывать своим бывшим друзьям, а также представителям власти, что вы являетесь руководителем популярного вокально-танцевального ансамбля. И что судьба сыграла с вами злую шутку. Можете даже вместо безликой судьбы упоминать мое имя. Однако не советую вам тратить время попусту, ибо вы теперь господин Никто. Вам предоставляется прекрасная возможность начать жизнь сначала. И сделать ее именно такой, какой вы желаете ее видеть сейчас, в зрелом многоопытном возрасте, а не такой, какая она складывается у всех простых смертных в результате юношеских иллюзий, ошибок и случайных поступков. Я искренне завидую вам. И желаю всяческих успехов. Уверен, мир еще услышит о ваших блестящих достижениях в какой-либо серьезной области человеческой деятельности.

И дал в качестве стартового капитала стодолларовую банкноту.

В этом напутствии, хоть оно и было высказано с явной издевкой, была определенная доля правды. Бывший руководитель вокально-танцевального ансамбля действительно был энергичен, напорист и ловок в делах. Он вполне мог, начав с нуля, то есть с покупки новенького паспорта, сделать новую блестящую карьеру.

Но его погубила элементарная жадность – нежелание терять накопленное за долгие годы труда, унижений и постоянного хождения по лезвию бритвы во имя денег, славы и положения в обществе. Поэтому он начал упорно искать встречи со знакомыми артистами эстрады и выдавать себя за руководителя знаменитого ансамбля и их близкого друга. Как правило, двери перед ним захлопывались сразу же после того, как он обнажал свои рабоче-крестьянские железные зубы. Правда, в двух местах пригласили к столу, чтобы покуражиться над забавным чудаком, отчасти похожим на руководителя известного ансамбля. Однако, когда он начинал пожирать салат столовой ложкой, от него тут же избавлялись, поскольку улавливали в этой особенности поведения за столом манеры недавно освободившегося заключенного. Что, в общем-то, было правдой.

В конце концов эти неуклюжие домогательства изрядно надоели эстрадной тусовке, и в органы охраны правопорядка поступил ряд просьб об ограждении от приставаний этого городского дурачка.

В милиции наш несчастный герой рассказывал всякую небывальщину о своем блестящем прошлом и о том, как безжалостно с ним обошелся Николай. Свободные от дежурства милиционеры, собравшиеся поглазеть на придурка, более всего хохотали после фразы: «И тогда он меня подменил на другого человека».

После того как каждый сотрудник муниципального отделения милиции насладился этой историей как минимум дважды, задержанного препроводили в психиатрическую больницу. Ну а там констатировали совершенно очевидный диагноз: мания величия.

Степной барин

Дмитрий был продуктом великой русской литературы. Именно она воспитывала его в детстве и отрочестве и вела по жизни в зрелые годы. Однако его характер сложился не как сумма духовных предписаний, которыми насыщен отечественный роман XIX века, а как противодействие им. Писатели старались разбудить в читателе, за которого они несли моральную ответственность, такие качества, как совестливость, примат чувства над рассудком, доброту, милость к падшим, презрение к богатству и отвращение к властолюбию, честность, духовную щедрость и широту натуры.