Русская книга о Марке Шагале. Том 1

Я собираюсь как можно чаще приезжать в Париж. Но мне нужны определенные условия для работы. Спокойнее всего я чувствую себя в моем доме на юге.

Возможно, Ванс станет еще одной Вашей «родной деревней»?

Я так не думаю. Я всегда остаюсь верен тем местам, которые влияют на мой внутренний мир каким-то необъяснимым образом…

В этот момент нас прервала мадам Шагал, которая пришла, чтобы напомнить своему мужу о визите к зубному врачу. Он спрыгнул с тахты с ловкостью акробата и стал посреди комнаты. Неожиданно он стал похож на великого клоуна Чаплина или Харпо Маркса. Когда мадам Шагал спросила его, хватит ли ему денег на такси, он ответил, ощупывая свои карманы: «Да-да, только где мои зубы?» А затем, уже ощупывая свой подбородок: «А, вот же они!». И он тут же исчез.

Спустя два дня я снова пришел к нему, чтобы показать первую запись нашего разговора и уточнить некоторые детали. Шагал был очень удивлен, как много он рассказал и как много я смог записать за ним. Я сказал ему, что у меня была хорошая практика, я был переводчиком и мог запоминать большой объем информации, не прибегая к стенографии. Просматривая мои записи, он время от времени исправлял какую-нибудь дату или слово. После того, как он дал добро на публикацию написанного, он заметил: «Поэт Маяковский говорил мне: «Мой дорогой Шагал, ты – хороший парень, но ты слишком много говоришь». Я убедился, что с возрастом я не исправился…»

Roditi Edouard. Dialoge über Kunst. Wiesbaden, 1960. S. 31–53; Roditi Edouard.

Dialogues on Art. London, 1960.

Печат. по: Родити 2002.

28. К. Померанцев. Творчество и безумие. У Марка Шагала

Старинный дом на набережной Анжу, в Сити, самом центре города¹¹⁰. Здесь все история: Дворец Правосудия, Святая Капелла, Консьержери… Казнь Марии-Антуанетты… Людовик Святой… Собор Парижской Богоматери… Квазимодо… Виктор Гюго…

На доме мраморная доска: «Здесь в 1640 году скончался оружейных дел мастер…» – имя и фамилия. Но не все ли равно?

Окна дома выходят на Сену, в ней уже перевернут вечереющий город. Еще раз смотрю на доску, на набережную, на дрожащие в воде пятна…

Остановиться на мгновенье,
Взглянуть на Сену и дома,
Испытывая вдохновенье,
Почти сводящее с ума…¹¹¹

Георгия Иванова уже нет среди нас. Помню, мы шли с ним по этой набережной лет десять назад, и он прочел мне эти строки…

Поднимаюсь во второй этаж, звоню…

На Шагале коричневые бархатные брюки – такие носят савойские крестьяне – оливковый свитер, желтая с расстегнутым воротом рубаха.

– Никогда не любил одеваться. Для меня это настоящая мука, да и одевался плохо, – как-то пожаловался он.

Комнаты большие, светлые, стены белые, совершенно пустые, ни картин, ни фотографий. В окнах Сена и в ней перевернутый Париж…

В первой комнате большой старинный – из одного куска – стол. На нем блюдо с фруктами и ваза с цветами: белая и лиловая сирень, тюльпаны. Несколько мягких стульев…

К.Д. Померанцев. 1940-е

Шагал садится за стол напротив меня. Начинается разговор.

– Мое первое впечатление от жизни? Я прежде всего не хотел жить, ощущал себя мертворожденным… Вообразите белый пузырь, которому не хочется жить. Как будто его набили картинами Шагала!

– Ваши родители – мать, отец?

– Что мой отец? Что стоит человек, если он ничего не стоит? Мне трудно подыскать для него точные слова. Он поднимал тонны бочек с селедками, грузил их на автомобили, в то время как его толстый хозяин стоял в стороне, как набитое соломой чучело… Потом его раздавил автомобиль… Только теперь я понял, что это был святой человек…

Как трудно говорить о прошлом! О прошлом можно только плакать… Помню речку, бегущую вдаль, мост, забор, вечный забор, за ним вечный покой, земля, могилы…

Вот моя душа, ищите меня здесь. Здесь все мои картины. Грустно, грустно!

Помню еще: вечер, лавка уже закрыта, дети вернулись из школы, отец устало облокотился о стол. Лампа мирно отдыхает, стулья скучают. Никто уже не знает, где за окном небо, куда делась природа. Все тихо, неподвижно. Мать сидит перед печкой, одна рука на столе, другая на животе… Она первая открыла мой талант, он прятался где-то в ней, все мне было передано через нее. Как часто она говорила: «Да, сынок, вижу, что у тебя есть талант. Но послушай меня. Может быть, лучше тебе стать рассыльным? Мне, право, тебя жаль… Откуда это у нас?»

– А как другие относились к вашему таланту?