— Да–да–да, не ной, — Лин открыла дверь настежь. — Еда на столе, всё готово. Ещё раз так задержишься без предупреждения — я тебе по морде дам.
Она пропустила Альберта внутрь и закрыла дверь. После, даже не дождавшись, пока тот разденется и разуется, Лин прыгнула на него, обхватив его руками и ногами.
Глава 2
Готовить Лин не умела, но кое–какие блюда ей удавались. Овощной суп хоть и выглядел как бурда, но на вкус оказался приятным.
— Эй, — Альберт выгнул бровь, когда жена взгромоздила на стол ноги. — Я тут ем вроде как.
Лин, поглядев на мужа снулым взглядом, отмахнулась. Быстро–быстро она листала папку.
— И вообще–то это личное дело больного. Преступника тем более. Врачебная тайна, слышала о таком?
— Да–да, говна поешь, — фыркнула Лин. — Я тоже почти что эмпатолог.
— Тебя выгнали с третьего курса.
Альберт ляпнул это и тут же закрыл рот. Лин не любила, когда ей напоминали о единственном в её жизни промахе. Удар в больное место мог привести к скандалу.
— Не «выгнали», а «сама ушла», — к счастью, Лин отреагировала на шутку, как на шутку, посмотрев на мужа взглядом, полным сарказма. — Простите, что я не из тех людей, которые могут заплакать над песней из фильма про шоколадную фабрику.
Альберт коротко хохотнул, суп едва не брызнул у него изо рта, пришлось быстро прикрыться рукой.
— Свинтус!
— Лин, дело не в чувствительности, ты просто эгоистка. Эгоист не может быть эмпатологом, хотя эмпатийную чувствительность можно повысить с помощью…
— Я же сказала! — Лин подняла палец вверх и отчеканила: — Как ты достал, а? Поешь. Говна. Зануда. Удивительно, как тебе дали такого пациента, плакса.
Альберт пожал плечами. Лин снова погрузилась в чтение.
— Да–а–а… — присвистнула через минуту. — Откуда в нём это взялось? Фермер, сыродел, несколько лет подряд брал первенство по сыроварению в округе… — она листнула сразу несколько страниц дела вперёд. — Брал первенство, а потом порубил топором жену и дочек. Чудно.
— Я всё ещё ем.
Лин поморщилась, скривила пухлые губы.
— Ага. Так… скучновато выглядит на самом деле. Детство спокойное, никаких тебе предпосылок. Ни убитых животных, ни подглядываний за мамочкой, пока она ходит в ту…
— Лин!
— Да ладно, ладно. Я просто хотела сказать, что это всё действительно выглядит до жути банально. Как в плохом фильме. Человек просто берёт и ни с того, ни с сего рубит всю семью.
— Хм.
К этому моменту Альберт уже поел и приступил к чаепитию. Лин спустила одну ногу на пол, а другой изредка касалась хлебницы. Папку Лин все еще держала в руках.
— Гляди, — сказала Лин. — Решила вот снова прочесть его профиль и заметила.
— Гляжу, — Альберт уставился в строчки с обозначением имени, фамилии, возраста, роста и веса. — Сто семьдесят пять сантиметров, семьдесят килограмм.
— Ниже, блин. Вероисповедание.
— Вероисповедание?
Альберт посмотрел туда, куда указывала ему наманикюренным пальчиком жена. И правда, такого он точно никогда не видел: «Вероисповедание — верующий».
— Так вот зачем нужна эта строчка, оказывается… — задумчив произнёс он, потирая большим пальцем висок.
— Не просто убийца! — торжествующе подтвердила Лин, сверкнув глазами. — Верующий убийца! Мы такое вообще проходили только в теории!
— Мы вообще не проходили… — всё так же задумчиво ответил Альберт. — Про убийц хоть что–то было. Я уже и не думал, что верующие люди остались…
— Выходит, остались, ха! — Лин ткнула мужа кулаком в плечо. — Какой же ты зануда, а? Порадовался бы хоть, может быть ты будешь обследовать последнего на планете верующего человека!
Такое откровенное упоминание работы напомнило Альберту о том, как он сидел в машине и его коробило оттого, то нужно ехать домой.
Неприятное воспоминание. Конечно, Альберт сразу же взял себя в руки, но произнёс всё равно чуть более раздражённо, чем хотел:
— Может быть всё–таки хватит о работе?
Лин наклонила голову и посмотрела на него ироничным, прямым взглядом.
— На то, чтобы наговорить мне нежностей, а потом трахнуть, у тебя будет вся ночь, — тон её немного низкого голоса был мягкий и таинственный. — А пока что можно немного и о работе поговорить, так? Или всё–таки нежности и трахнуть?
Лин улыбнулась и хотела сказать что–то ещё, губы её приоткрылись, но Альберт резко приблизился к ней и поцеловал. Он знал, что Лин только того и хотела.
Следующим утром, как и почти всегда, Альберт проснулся гораздо позже жены. Открыв глаза, он немного полежал, посмотрел в потолок, привел мысли в порядок. Снилось ли ему что–то? Он не помнил точно. Какие–то образы в памяти сохранились, но чересчур спутанные — записать такие в дневник снов вряд ли получится.
Хотя Альберт попытался. Он протянул руку к тумбочке и взял толстую тетрадь, заполненную наполовину — он вёл её ещё с университета. Обычно даже самый красочный сон Альберт описывал лаконично, а записи за последние месяцы вообще казались идентичными.
— Несколько раз просыпался за ночь, — прочёл Альберт запись недельной давности. — Проснулся три раза, — это две недели назад. — Мда.
По крайней мере сегодня он спал крепко.