Русская контрреволюция. Белые от Ростова до Парижа

Дивизия Корнилова неизменно перебрасывалась на сложнейшие участки фронта. Под Гоголевом и Варжише враг был разбит, дивизия дошла до Карпат, где вместе с 24-м корпусом захватила ряд важнейших перевалов на главном хребте. А в результате взятия Зборо для Русской армии была открыта дорога на Венгрию. В феврале 1915 года Корнилов получил чин генерал-лейтенанта.

В апреле Брусилову пришлось отступать. Корнилов был дважды ранен и захвачен австрийцами в плен, откуда неоднократно пытался бежать. Однако ему удалось это сделать лишь в июле 1916 года. История отважного побега тут же облетела все газеты, зачастую в приукрашенном виде. Генерал приобрел необычайную популярность, был принят императором и награжден орденом Святого Георгия III степени, а через два месяца вновь отправился на фронт в должности командира 25-го армейского корпуса Особой армии генерала В. И. Гурко.

В начале марта 1917 года по настоянию председателя Государственной думы М. В. Родзянко Л. Г. Корнилов был назначен командующим Петроградским военным округом. Его кандидатура была поддержана генералом М. В. Алексеевым и согласована с Николаем II. В условиях войны и революционного хаоса на этой должности требовалась фигура, пользовавшаяся авторитетом не только среди офицеров, но прежде всего среди солдат. И в связи с этим на Лавра Георгиевича возлагались определенные надежды в отношении наведения порядка в столице.

Однако именно ему довелось стать тем, кто по приказу Временного правительства объявил об аресте императрице. Воспоминания поручика 4-го Царскосельского стрелкового полка К. Н. Кологривова о том, что якобы действия Корнилова были вызывающе грубыми, не нашли подтверждения в свидетельствах других очевидцев, и прежде всего в дневнике самой государыни. Александра Федоровна благосклонно относилась к полководцу и даже выражала удовлетворение тем, что именно от Корнилова исходило это сообщение. Тем не менее Лавр Георгиевич приобрел репутацию революционного генерала.

Как считает Василий Цветков, он мог пойти на это, ведя двойную игру как опытный разведчик: с одной стороны, обеспечивая защиту царской семьи, а с другой – демонстрируя революционное поведение для новой власти. Естественно, Корнилов не был революционером в прямом смысле этого слова. Он выступал за наведение порядка и установление жесткой власти, но при этом отдавал себе отчет в необходимости изменений. И, по его мнению, политика, безусловно, должна была подчиняться армии.

В. Ж. Цветков не согласен с мнением о том, что Корни-лов являлся противником монархии. Конечно, следует обратить внимание на слова генерала о том, что он в числе первых уедет из России, если вернется старый строй. Да и строку из гимна-марша Корниловского ударного полка «Мы былого не жалеем, царь нам не кумир» можно назвать красноречивой. Однако Лавр Георгиевич возлагал вину за ситуацию, в которой оказалась страна в 1917 году, на царское окружение, старый режим, но не на самого государя. Революционные преобразования уже произошли, и теперь важно было направить этот поток в правильное, консервативное русло. Условно говоря, Корнилов придерживался установки, что «левую политику следует делать правыми руками». И в этом смысле можно считать, что он предвосхищал П. Н. Врангеля.

Нельзя не упомянуть о растиражированном во многих книгах мифе о том, как Л. Г. Корнилов наградил Георгиевским крестом унтер-офицера якобы за убийство капитана своего же полка. Действительно, штабс-капитана И. С. Лашкевича застрелили в казарме в ходе беспорядков, а 6 апреля 1917 года унтер-офицер лейб-гвардии Волынского полка Т. И. Кирпичников был представлен к высокой награде.

И здесь В. Ж. Цветков предлагает обратить внимание на то, что, во-первых, расследование этого случая специальной судебно-следственной комиссией, созданной Временным правительством, не было завершено. Во-вторых, приказом по Петроградскому военному округу Кирпичников был награжден «за то, что 27 февраля, став во главе учебной команды батальона, первым начал борьбу за свободу народа и создание Нового Строя, и, несмотря на ружейный и пулеметный огонь в районе казарм 6-го запасного Саперного батальона и Литейного моста, примером личной храбрости увлек за собой солдат своего батальона и захватил пулеметы у полиции». То есть в наградных документах даже речи не было об убийстве командира подчиненным. И отсюда сразу возникают закономерные вопросы: откуда велся пулеметный огонь и кем на самом деле были пулеметчики? Вполне вероятно, что они являлись не полицейскими чинами, а провокаторами, которые задались целью столкнуть демонстрантов. А кроме того, ни в воспоминаниях самого Кирпичникова, ни в свидетельствах очевидцев событий нет прямых указаний на то, что именно он застрелил Лашкевича.

Таким образом, по словам Василия Цветкова, Кирпичникова никак нельзя называть убийцей. Он – всего-навсего жертва собственной популярности, человек, который изменил присяге, отказавшись подчиняться офицеру. То есть в данном случае мы опять столкнулись с тривиальным историческим мифотворчеством, пусть даже и ненамеренным.