Русская корлева. Анна Ярославна

Барон Этьен де Сюлли примчался в Реймс накануне бракосочетания короля Генриха и княжны Анны. А на другой день, как только были завершены обряды бракосочетания и коронования, барон погнал коня обратно. Он мчался больше суток, чуть не загнал коня и к вечеру на другой день появился в замке Моневилль. Запыленный и усталый, он возник перед Констанцией. Она ждала гонца с нетерпением, но, утомленная ожиданием, уснула в кресле. Услышав сдержанный разговор, она проснулась, открыла глаза и спросила:

— Кто там? Зачем беспокоите?

— Это я, матушка, — отозвался ее сын, герцог Роберт. — Из Реймса прискакал барон Этьен.

— И что же там случилось? — Констанция выпрямилась в кресле, приняла гордую осанку.

— Вести неприятные, матушка. Вот барон Этьен обо всем расскажет. — Герцог оставил барона близ Констанции, сам отошел в сторону, сложил на груди руки.

Роберт был среднего роста, худощавый, черноволосый и черноглазый. Выглядел он значительно старше своих тридти пяти лет. Лицо его прорезали глубокие морщины, под лазами висели синие мешки. Сходство с пожилым человеком усиливали сутулые плечи. За спиной у Роберта была бурная жизнь. Отправляясь в военные походы, он мало заботился об успехах в сечах и больше предавался праздной жизни, утехам, женолюбию, словно мстил матери за то, что по ее воле до сих пор оставался холостым. Роберт давно знал, что его домогательства французского престола напрасны. Брат Генрих во всем превосходил его. И Генрих был неуязвим в поединках, в схватках, что сильнее всего злило Роберта. И все-таки герцог не остался безучастным к тому, о чем рассказывал барон Этьен де Сюлли.

— Я приехал в Реймс за день до появления короля и его невесты, — начал барон. Он был еще молод, подвижен, с обветренным, мужественным лицом. Единственным его «недостатком» была бедность. И за это он расплачивался службой у Констанции и Роберта, чтобы кормить мать и двух сестер. — Я побывал в храме, узнал, что короля ждут с часу на час…

— Этьен, ты утомил меня потоком слов, — перебила барона Констанция. — Говори о самом важном. Видел ли ты невесту? На кого она похожа? Японка? Китаянка?

— Ни на кого, государыня! Только на себя, — торопливо ответил Этьен. — Я видел ее так близко, как вижу вас, государыня.

— И что же? Да говори короче!

— Государыня, вели казнить, но я скажу одно: она прекрасна, как цветущий сад в весеннюю пору!

— Этьен, я прогоню тебя! Ты говоришь неугодное мне. Скажи, может ли эта варварка родить Генриху сына?

Барон оставался самими собой: восторженным рыцарем.

— Если бы я был супругом этой «варварки», она принесла бы мне дюжину сыновей.

— Несносный! Выходит, у Генриха появятся дети, — тяжело вздохнула Констанция и, закрыв лицо руками, воскликнула: — Господи, лиши ее чрево детородной силы!

Этьен побледнел. А Роберту стало жалко незнакомую россиянку. Он знал, о чем скажет мать, и упредил ее:

— Но, матушка, послушаем рассказ о том, как проходило венчание. Ведь это твой сын женился!

— Не смей упоминать о нем, — оборвала Роберта Констанция. — И запомни, что варварке нет места на земле Франции. И об этом позаботишься ты! — Вдовствующая королева говорила властно, жестко, голос ее окреп. Куда только девались болезни! — Тебе чинить над нею суд и расправу моим именем.

— Но, матушка, против женщин я не воюю, — не очень твердо ответил Роберт. — Да и зачем нам сия междоусобица, ежели графы Валуа отказались участвовать в сражениях против короля?

— Это ложь. Я знаю, что графы Валуа не сложили оружия. И пока я жива, ты будешь вместе с ними воевать даже против самого дьявола.

Увы, Роберт знал, что воля его подавлена матерью и, как бы он ни бунтовал, она возьмет над ним верх. И не только она. Семейство Валуа всегда поддерживало Констанцию, а Роберта подминало под себя во всем, что касалось борьбы против Генриха. И он покорно сказал:

— Извини, матушка, я сделаю все, что ты повелишь.

— Спасибо, сын мой, ты всегда был послушен и потому любим мною.