В последнее мгновение, когда боль казалась невыносимой и было похоже, что черноликая испепелит их, Анастасия сорвала с груди нательный крест и выставила его перед черной силой.
— Изыди бурею, нечистая, — произнесла ясновидица.
Над беседкой в кронах деревьев зашумел ветер, вихрем сорвался вниз к воде, взбугрил ее у самых ног россиянок и унес водяной столб по протоке вдаль, к Сене. Вновь над протокой стало тихо. Догорел на западе июльский закат самого долгого дня в году.
Анна и Анастасия, все еще держась за руки, отошли от воды, опустились на скамью, некоторое время посидели отрешенно, еще не понимая, что избавились, может быть, от смертельной опасности, и наконец посмотрели друг на друга.
— Это Констанция, — тихо промолвила Анна. — Она наш враг и грозит нам бедою.
— Она, — согласилась Анастасия.
— Чем же она грозит, Господи? Сколько же нам жить в тревоге?!
— Сказала уже: пока не встретишься с нею. Тебе иного пути нет, чтобы уберечь себя, сына и короля от ее происков, — посоветовала Анастасия.
— Но ты будешь рядом со мною? — обеспокоенно спросила Анна.
— Мы встанем пред нею вместе.
Однако, посулив Анне избавление от бед, Анастасия ошиблась. До того как случилась встреча королев Анны и Констанции, последняя все-таки сумела досадить своей снохе, обрушив на ее голову град неприятностей.
Глава двадцатая. Император сердится
У германского императора Генриха Третьего в тот 1052 год было немало причин сердиться и негодовать на многих. За свои тридцать пять лет жизни он не знал огорчений. В двадцать два года он унаследовал от отца корону и престол империи. К этому времени великая Германо-Римская империя приближалась к пику своего расцвета и могущества. Все государи Европы признавали ее силу, мощь и миролюбие. Казалось бы, со смертью сурового и властного Конрада Второго в великой империи наступят раздоры, вспыхнут междоусобицы среди графов и маркграфов, среди королей, коих было немало в империи. Наконец нахлынет время народных волнений с жаждой избавиться от нищеты. Нет, ничего подобного не случилось. Сын Конрада Генрих Третий достойно занял престол отца и оказался любезен всем народам огромной империи. Правда, в первые годы властвования Генриху Третьему досаждали папы римские. Лет пять, пока не окреп на престоле, император терпеливо не вмешивался в распри кардиналов, примасов, архиепископов и прочих священнослужителей. Но, видя, как. распадается церковь, как расцветают ереси и гаснет влияние церкви среди католиков, Генрих Третий вмешался в ее дела и поступки высшего духовенства.
По той поре император Генрих был образованным человеком. Его воспитывали на учении аббата Турского Алкуина. То был крупнейший ученый восьмого века. Он вышел из знатного англосаксонского рода и получил образование в знаменитой школе города Йорка, чтимого за средоточие учености. По просьбе Карла Великого Алкуин пересмотрел Библию и привел ее в порядок.
Труды Алкуина утвердили молодого Генриха в мысли и вере в то, что долг религии — служить народу и властителям, но не стоять над государями. Однако в Риме, на престоле вселенской церкви, каждый папа считал себя первым властителем на земле после Господа Бога. Такими властителями показали себя при Генрихе Третьем папа римский Сильвестр Третий и папа римский Бенедикт Девятый. Генрих предупреждал их, чтобы остановились в домогательствах верховной власти над государями. Они не внимали его предупреждениям.
И тогда Генрих Третий отправился с войском в поход, явился в Рим и взялся наводить порядок в Вечном городе. Он хотел знать волю народа и объявил о том римлянам. И горожане пришли к нему с петицией не ставить на престол вселенской церкви пап из римских духовных лиц.
— Они служат не Богу и народу, а мамоне, — заверяли императора горожане.
— Я выполню вашу волю, христолюбивые римляне, — в свою очередь заверил их император.
Однако следом за горожанами на поклон к императору явились иерархи. И они очаровали молодого властелина. Во главе их стоял тонкий политик кардинал Климент, саксонец из рода графов Мерелебен. Он сказал:
— Великий император, помазанник Божий Генрих, к тебе приходили гулящие римляне, их можно сейчас увидеть в винных погребах. Не верь им, великий император. Внемли нашему гласу, подними на престол церкви достойного из достойных, архиепископа Джованни Грациано.
Иерархов было тринадцать. Генрих всем посмотрел в глаза и, не заметив лукавства, подспудных черных замыслов, спросил:
— Но он римлянин?
— Да, великий император, — ответил кардинал Климент. — Но это лучший из римлян и достойный святости человек.
Еще не искушенный в иезуитских происках, Генрих Третий пошел на поводу у иерархов церкви.
— Выбирайте Грациано, ежели он вам угоден. Но помните мой наказ: он должен быть угоден и всем христианам империи и ее государю.
— Так и будет, великий император, — продолжал льстиво кардинал Климент. — Никто из христиан не поднимет на него камень и не бросит вслед идущему.