А я кричу: ну, это слишком! А сама думаю, на что, мол, они намекают, на какого Власова, то есть я знала, не дура, но он-то при чем? Всколыхнулся мой патриотизм и кричу: – Неправда! Это слишком! – А они мне в ответ, что не слишком, а все правильно, и что мне, мол, молчать пора, а не бусами трясти, а я ими трясу и людей ставлю в понятное недоумение, за что и держите ответ перед собравшимися мужчинами и женщинами, и что мне на это, мол, нечего возразить, потому что и так все ясно, а Нина Чиж еще объявляет, что ладно бы, если мужчины и алкоголь и в гостинице постель взъерошенная, а вот если замешаны тут и женщины, да не с лучшей, прямо-таки сказать, стороны, то вот здесь совсем облик проступает зловещий и угрожающий, и Сема Эпштейн говорит, что пощады не будет, а незнакомый человек по фамилии Дугарин даже весь налился кровью и так выразительно на меня посмотрел, что я присмирела и даже отказываться от клеветы не решаюсь, а мне говорят, что это также и в моих интересах послушать, как будто мои поступки не слишком скромны и красивы, а им ли судить? да я промолчала и слушаю тихо.
И потянулась их тогда полная череда, один красивее другого, и все меня сватают в любовницы пресловутого генерала и обнаруживают во мне все новые недостатки, и критикуют, и даже закройщики с недошитыми нарядами выступают, и превозносят свои изделия, и просят, чтобы я эти изделия своими ухищрениями не позорила и не надевала, а я и не слишком хотела, тоже мне дерьма пирог, но все-таки странно мне слышать, а Виктор Харитоныч все возмущается и отводит глаза, а Полина Никаноровна не выдержала и расплакалась от накопившейся нелюбви ко мне, не выдержала, и тогда Нина Чиж стала ее утешать и предлагать трубочки с заварным кремом, и они стали прожорливо есть на глазах у всей публики, как будто в булочной, а мне даже бусами не дают пошевелить, слетелись на меня, вши лобковые, а я сижу и не отбиваюсь, прислушиваюсь, и уже отшумел Сема Эпштейн, и уже померк в своем неуемном гневе неизвестный человек по фамилии Дугарин, тоже приведший некоторые примеры моих опасных влияний на коллектив, что проглядели вы ее и даже, может быть, перехвалили, позарясь на внешность и недооценив внутреннего содержания, и подумала я, что дело клонится к концу, стихает стихия, да не тут-то было: выпархивает на арену мой ангел-хранитель, мой защитник частных интересов, Станислав Альбертович Флавицкий, и говорит, прикартавливая, сладким голосом.
Станислав Альбертович. Я только с виду чужой, а по настроению очень отчетливый, и я, дорогие мои пациенты, неоднократным образом делал Ирине Владимировне аборты и сбился со счета. Не берусь подсчитать, потому что сбился со счета и точной цифры не помню, хотя медицинская тайна перед вами не играет большого значения, потому что вы – воля пославшего вас тред-юниона.
Виктор Харитоныч. Несомненно.
Полина Никаноровна
Нина Чиж. Бом-бом-бом!
ДугариН. Дальше.
Станислав Альбертович
Виктор ХаритоныЧ. Правильно!
Станислав Альбертович. Я не похож на Ирину Владимировну Тараканову ни сном ни духом, но хорошо припоминаю ее слова о нежелании рожать детей в неволе, хотя как доктор не желаю зла, а желаю, чтобы одумалась.
Полина Никаноровна. Не одумается!
Генерал Власов. Она была моей спутницей связи.
Сема Эпштейн. Преступница! Тавра на тебе нету!
Станислав Альбертович.
Мы, люди в белых халатах,
Мы гневно осуждаем бабушку русского аборта!
Мы, люди в белых халатах,
Бабушку русского аборта не пустим в свой дом!
Полина Никаноровна. Я – Полина Никаноровна.
Станислав Альбертович. Очень несказанно рад!
Зал. Дружба. Дружба-а-а-а-а!!!!!
Закройщики. Гляди, ребята, генерал!
Генерал Власов
Закройщики
Таракан и паук
В нашем доме живут.
Кандидаты наук,
Таракан и паук —
Педерасты!!!
Нина Чиж. Бом-бом-бом!
Виктор ХаритоныЧ
Я
Выступление Дедули.
Дорогие товарищи!
Моя родная внучка, Ирина Владимировна Тараканова
……………………………..
……………………………..
……………………………..
…………………….
Виктор ХаритоныЧ. Чего замолчал?
Дедуля
Виктор ХаритоныЧ. У вас есть текст.
Дедуля. Он у меня выпал.