Я страшно люблю это зеркальце. Именно за его мизерность и необъективный подход к реальности. Как не верти, все равно не разглядишь в него ни собственных морщин, ни чужой зависти, ни мятое предплечье блузки. Коллега Наташа, разумеется, не оставляет эту мою любовь без внимания:
– Настоящая женщина должна знать себя в лицо! – провозглашает она, и все пытается продать мне какую-то фирменную косметичку, где «поншик – блеск! – как кусок силикона», а в зеркало чуть ли не вмонтировано увеличительное стекло. – Понимаю, что дорого! Но ведь мамашка, небось, должна к Новому году расщедриться… Для нее это копеечки, а тебе – польза немалая…
При этом Наташа похабно подмигивает, мол «мы же свои люди, мы же все понимаем».
– Даже моя деньгососка, уж насколько с меня взять нечего, убедила меня на такое раскошелиться. Что поделаешь, большие детки – большие затраты…
В такие минуты я ее ненавижу и, как следствие, ненавижу себя за подобное к ней отношение. Все ж таки она в два раза старше и уже немного впадает в маразм. К плебеям нужно или относиться снисходительно, или равнодушно. Опускаться до настоящего раздражения на них – верх испорченности.
Упаси боже, не сочтите за сторонника межклассовой вражды. Речь о духовном плебействе и никакое происхождение тут не при чем. Я, собственно, как и все на наших постсоветских просторах, ничего и не знаю ни о Наташином, ни, толком, о своем, настоящем происхождении.
Возражаете? А вы вспомните, историю с Васей Любиным – нашим же актером. Ну да, тем, занимает «до получечки». А еще он, что вечно с Дмитрием грызется и не переносит, когда взрослый мужчина в солидный театр в свитере, заправленном в спортивные штаны приходит. Поняли, о каком я Василие? То-то же.
Несколько лет, бедняжка, неустанно оббивал пороги, обходил инстанции, раздавал шоколадки, ворошил архивы и покой покойников. Все, чтоб восстановить свое дворянство. Добился! Возрадовался! Месяц счастливым человеком походил, пока бабка, умирая, не раскрыла страшную тайну – не родной он в семье, оказывается. Отец Василияеще до войны беспризорничал, а потом прибился к сердобольной, бездетной, эвакуирующейся в Ташкент барышне, которая таких дворянских кровей была, что давно привыкла никакой правды о себе никому не рассказывать, и потому появление возле себя пятилетнего пацана никому особо объяснять не стала. Да в то время не очень-то и спрашивали… А когда от войны отошли и начали интересоваться, бабка уже замуж вышла и все документы чин-чинарем оформила, и себя, и подобранного Васильиного отца в пролетарии записав. Не зря ведь за чина выходила… Чин, кстати, отличным дедом оказался и прекрасным отцом. Васильин отец – жаль, умер мужик довольно рано – на все руки мастером вырос и прекрасных душевных качеств человеком.
А Василий столько сил и нервов потратил, чтобы обратно в дворяне бабку перевести. Эзопов труд! Бабке все равно, на том свете, небось, на гербы не смотрят, а Василий – страшное разочарование. Восстановить-то справедливость, восстановил, да, увы, не для себя…
– Но, между прочим, – историю свою Василий всегда оканчивал очень оптимистично. – Кто в довоенные времена беспризорниками по Москве шнырял, а? Верно, дети репрессированных дворян. Родители в последние минуты младенцев на руки служанкам отдавали, чтобы те в деревню свезли и там за своих выдали. Чтобы не добрались до детей кровавые лапы коммунистические. А служанки что? Пару месяцев нянчили, а потом, когда средства бывшими хозяевами подброшенные оканчивались, в детские дома младенцев подбрасывали. Так что почти все беспризорники того времени – коренные дворяне! И отец мой, сердцем чую, еще поразит всех своей родословной!
– И три золотых медали возьмет на выставках! – не удерживаюсь от ехидства всякий раз после торжественных речей Василия. – И детки с его именем в родословной в три раза дороже в клубе кинологов цениться будут! – как существо открытое, честно высказываю свое недоумение: – О чем вы говорите, ВасСаныч? Человек же – не пес! Его по личным поступкам надо, а не по делам предшественников…
– Ну, конечно,, – подхихикивает Наташа. – Только если бы так было, ты бы, Софья, квартирный вопрос до сих пор решала. Потому как личными поступками фиг бы ты чего в наше время добилась, верно ведь?
Итак, Наташа каким-то загадочным образом умудрилась когда-то состоять в кругу знакомых моей маман и сильно меня теперь раздражала своими глупыми о выводами о нашем семействе… Сама маман вспомнила ее с трудом, скорее даже не вспомнила, а просто так мне поддакнула, дабы я отстала со своими расспросами. Зато Наташа при всяком удобном случае подчеркивала это свое знакомство:
– Ох, а мамочка твоя, когда квартиру на тебя оформляла, так волновалась, не поведешь ли ты себя по-дурьи, не продашь ли тут же каким-нибудь аферистам-алкоголикам. Но я ее убедила, что ты, все же, уже взрослая… Я в то время на хорошем счету была, мне твоя мама доверяла очень и все про актерскую жизнь расспрашивала, беспокоилась, верную ли ты стезю выбрала…