У жены Никифоровича пять котов, две собаки, больная мама, двое взрослых сыновей и свои тараканы в голове в виде постоянно пасущихся у нее дома студентов, которых она собирается сделать светилами. Любой другой на месте Никифоровича повесился бы, а он – всерьез одобряет и помогает по мере сил. И в результате – счастлив.
Загадочно, все же, устроена жизнь. У меня бзиков и проблем в два раз меньше, а счастье я так никому и не дала. И не дам уже, наверное – не та степень веры в возможность семейных отношений. Смешно конечно, но вот, кажется, я докатилась до образа мысли, за который когда-то страшно презирала пару барышень, которые, как и я, довольно рано развелись и стали одинокими женщинами в поиске. Презирала я их за решение быть недотрогами. Мне казалось, они, едва сбросив одни кандалы, тут же засадили себя в другие – на этот раз сотворенные собственными руками, а не общепринятой моралью. И вот, теперь и я такая же. Даже и не ищу никаких приключений, а тем, которые находят меня, отвечаю отказами. Получувсвтва – не нужны. Секс ради секса отчего-то уже не впечатляет. А настоящее-возвышенное-важное все уже пооканчивалось. Исчерпала я в своей жизни лимит романтики… А жалко, между прочим. Страшно жалко!
Никифорович, между тем все твердит о Наташиной эротичности и пользе от поздней женитьбы. Давно уже он заставил всех забыть и о зловредной уборщице, и о идее коллективной жалобы на нее.
Вы не думайте, что мы тут все такие примитивные: за ниточку дернул и распсиховались, кнопочку нажал – и успокоились. Это только Никифоровичу мы такие подвластные. Ну умеет человек разговаривать, ну что поделаешь!
Как вспомню его предыдущие «баечки», так сразу тепло на душе делается:
– А про Леонида Быкова мне старшие товарищи из театра Шевченко рассказывали. Да вы, небось, ни театра, ни актера такого не знаете. У-у-у, темные! – начинал Никифровочи.
При этом он смачно затягивался, и все присутствующие – думаю даже те, кто никогда не курил – ловили себя на остром желании ощутить горьковатый привкус его сигареты. Именно такой, как у Никифоровича – дешевой, без фильтра. Уж слишком блаженное становилось у рассказчика лицо после затяжки.
Иногда, кстати, чудо-актер ужасно страдал из-за своей заразительности. Это, когда его посещали припадки скупости. Он отчаянно искал уединения: «Не могу курить на людях! Сразу сигареты стрелять начинают. Даже если у самих блок навороченный под полой припрятан, все равно у бедного старика цигарку просят. И отказать не могу, и злость берет…»
Но я не о том, а о его рассказках-рассказиках:
– Так вот, про Быкова. Реквизиторша как-то то ли пошутила, то ли напутала что… В общем, вместо кинжала в ножны Быкову ножницы сунула. И вот себе, значит, спектакль в самом разгаре. У Быкова – дуэль. Он хватается за ножны и… Думаете растерялся? Нет! Все положенные «защищайтесь, сударь!» высказал, а в процессе состриг противнику усы. Зал остался в восторге от блестящей режиссерской идеи. Все решили, что так и задумано. Недовольным остался только второй актер-дуэлянт. Усы были настоящими…
Как-то особенно наш Никифорович любил истории о спектаклях «перьев и шпаги». Сейчас уже все и не упомню.
Ну, например, на какой-то там очередной дуэли какой-то там актер обнаружил, что забыл прицепить на пояс шпагу. Пьеса – в стихах. Герой не теряется: «Забыта шпага, боже мой!/ Ее вчера занес домой…/ Но если справедливость есть,/ Прими, подлец, от пальца месть!» Тыкает партнера пальцем тот, совершенно ошарашенный, молча умирает.
Еще чудный случай вспоминается. По сценарию злодей лезет в электрощит, а герой должен убить негодяя из нагана. Реквизиторша, разумеется, положить наган в кобуру забыла. Что делать? Герой в панике оглядывается по сторонам. Потом стаскивает с себя сапог и швыряет его в злодея. Немая сцена. Злодей поворачивается к зрителям и трагичсеким шепотом произносит: «Сапог-то отравлен!», после чего падает замертво.
Помню, хохотали минут двадцать.
Молодец, Никифорович! Умеет, спасает, радует… Был бы в несколько раз моложе – влюбился бы я в него безоговорочно. И целовались бы в курилке, и вместе англеами-хранителмяи труппы бы работали…
– Свистать всех в зал! – доносится зычное Мариковское воззвание. – Омовение сцены закончено досрочно. Работа проделана, можем приступать к своему безделию!
«Ага, его тоже явно не устраивает такое странное распределение рабочего времени!» – радостно переглядываемся мы и идем на сцену.
Настроение, как ни странно, самое, что ни на есть, замечательное…
Просто счастье, что мне так повезло с жильем. Будь этот дом немного ближе к театру, я не успевала бы ни задуматься, ни прогуляться… Хоть на пару кварталов дальше – возымела бы дурацкую привычку добираться на такси. А так выходило как раз то, что нужно.
«Вновь иду, душа толкает ноги…» А город уже дышит праздником – искриться, переливается, шумит. Ветер атакует, и ежесекундно приходится отплевываться от попадающих на лицо снежинок. Отчего-то это совсем не раздражает, а даже как-то наоборот веселит.