Русская красавица

А они как разахаются да как разведут руками. Ну, Ирина Владимировна, тут без посторонней помощи не обошлось. Не иначе как Борис Давыдович приложил свою каинову печать, не иначе как он. В самом деле, отвечаю, спасибо умному человеку. До меня, я женщина слабая, до меня не сразу доперло… – Эх! – присвистнули братья. – Ирина Владимировна!.. Жидовствуете, – говорят. – Нехорошо! – Я на это: – Ну, вот. Все меня обижают, обманывают! – И пустила слезу. Они скинули макинтоши, вытерли ноги, повесили на вешалку. – И вы тоже… – жалуюсь… – Кому верить? Садитесь, пожалуйста. – Сели за стол. – Так, – говорят Николай и Сергей. – А насчет татаро-монгольского поля, что находится на таком-то километре от Москвы (не помню на каком, цифры плохо запоминаю), это тоже он вас надоумил, Борис Давыдович? Ну, успокойтесь… успокойтесь… успокойтесь. – Как же я могу успокоиться? – отвечаю плаксиво, теребя в руках мокрый платочек. – Я т-т-там ч-ч-часики золотые… швейцарские… п-п-потеряла… с золотым б-б-браслетиком… – Значит, тоже он? – Нет, – отвечаю честно, безо всякой неправды. – Не он. Мне голос был. – Они говорят, насторожившись еще больше: – Так. Какой голос? Расскажите. В ваших же интересах… – Ах, говорю, нечего и рассказывать… Этого вам никогда не понять… – ??? – Вы, говорю, материалисты. – Ну, знаете ли, Ирина Владимировна, творческий материализм допускает различные загадки природы и физики. Вон Сергей у нас, например, по парапсихологии статейки пишет. – И в приметы верите? – Ну! – отвечает Сергей уклончиво: не то да не то, а дальше что? – Я высморкалась. – Давайте, говорю, будем снова дружить. – Дружить! – недоверчиво усмехаются братья. – Мы с вами дружим-дружим, а вы тайком от нас по полю бегаете! – Я и так наказана, – жалуюсь, – видите, ангиной заболела, тридцать восемь и три температура, вся горю, и горят Ивановичи вместе со мной синим пламенем. – Ну, Ирина Владимировна, не ожидали, честно сказать, мы от вас! Вы же русская женщина! – Русская, отвечаю, какая еще? – Ну, разве это, удивляются, не святотатство? Национальную святыню ногами топтать, нагишом по ней бегать туда-сюда? Вы нас обманули. И главный редактор Гавлеев вне себя от ярости, поместивший про вас обеляющую статью… – Ну, ладно, ребята, – винюсь, – ладно! Сдуру побежала, больше не буду, честное слово, а сама думаю: ну ее к черту, эту Россию, пусть о ней другие пекутся! Хватит с меня! Хочу жить. – Вы ребята деловые, так? Так. Значит, сможем договориться? А они опять за свое: – А случись, сомневаются, такая история, что на поле нарушился бы национальный эквилибр, – что тогда? И Гавлеев, он в лучших чувствах обижен, он тоже вам поверил… Я говорю: доложите своему начальнику Гавлееву, что никаких нарушений эквилибра не произошло и произойти не может, поскольку, говорю, на своей злосчастной шкуре убедилась, что этот самый эквилибр – он такой, что надо! Успокойте начальника! – И вспомнились мне тут бабы на далеком, незнакомом мне базаре, которые лучше меня понимали про эквилибр. Ну, бабы, сказала я, взгромоздясь на торговый ряд, просите, что хотите, что попросите, то и будет! – Они в кучу сбились, отвечают несмело: ничего не хочим, нам и так хорошо. Да так ли уж, говорю, хорошо? А чего, отвечают, жаловаться, Бога гневить понапрасну, войны нет… А я говорю: ну, хоть чего-нибудь да хотите? А ты, говорит одна, ты купи у нас семечек, купи, дочка, мы недорого отдадим… Не хочу, отвечаю, я ваших семечек, от них одно засорение желудка.

Уходили они даже с некоторым облегчением, пошли Гавлееву докладывать, только вы, Ирина Владимировна, вы об этих своих бегах не очень распространяйтесь, особенно чужеземцам, переврут, истолкуют неправильно. – Как можно? – заверяю. – Никогда в жизни! Только вы меня тоже не обидьте, и про Егора, про Юрочку им рассказала, про их глупые споры, и как сидели на траве, зеленые, как тараканы, но про нечисть смолчала, потому что это – МОЕ, и Ивановичи говорят: – Шустрые ребята! – А я подумала: – Все вы шустрые! – На том и расстались, да тут на базар вползает человеческий обрубок, дядя Миша, без трех конечностей, держа в руке стакан, полный водки. Закуси огурцом, дядя Миша! Но дядя Миша придерживается иного мнения. Ополовинив стакан, отвечает: – Зачем пить, если закусывать? – И сплевывает на щеку. Бабы суют ему в карманы яблоки в крапинку. Бабы лузгают семечки. В лужах солнце. Дядя Миша допивает водку.