Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Что же далее у нас пишет Пушкин? Вот ей-богу, искренне пишет, не под цензуру. «Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и проч. преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны. Мы бы могли подтвердить суждение наше множеством выписок. Но читателю стоит открыть его книгу наудачу, чтоб удостовериться в истине нами сказанного». И далее еще жестче: «Он есть истинный представитель полупросвещения». Полупросвещение. Оцените термин. Что же это такое? «Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне – вот что мы видим в Радищеве». И далее: «Он как будто старается раздражить верховную власть своим горьким злоречием; не лучше ли было бы указать на благо, которое она в состоянии сотворить?» Мы об этом только что сказали; теперь мы это читаем у Пушкина. Заметьте, Радищев тут фигура вневременная: Базарова вспоминайте. Ну и в чем разница? Что Базаров изъясняется более по-человечески? М-да, прогресс. Идем дальше: «Он злится на ценсуру; не лучше ли было потолковать о правилах, коими должен руководствоваться законодатель, дабы… – А теперь, смотрите, очень интересно. – С одной стороны, сословие писателей не было притеснено и мысль, священный дар божий, не была рабой бессмысленной и своенравной управы, а с другой, – вот это надо в наш Интернет вынести, золотом там написать на каждой странице, сделать неотключаемый баннер, – а с другой – чтоб писатель не употреблял сего божественного орудия к достижению цели низкой или преступной». Это сложнейший вопрос: где та грань, когда свобода слова перерастает в ту самую жуткую вседозволенность, которая приводит ко всяким отрицательным последствиям. И мы сегодня, говоря о Новикове, этого уже касались, и в финале нам еще и Пушкин даст ответ, и на следующей лекции тоже увидим, что думает на этот счет еще один автор.