Что касается Карамзина, вы прекрасно знаете эпиграмму Пушкина «В его “Истории” изящность, простота // Доказывает нам, без всякого пристрастья, // Необходимость самовластья // И прелести кнута». Это мы знали со школьной скамьи, но в нынешней ситуации радикализм вызывает куда больше отторжения, чем сдержанный консерватизм Николая Михайловича. Я вам поцитирую немножечко «Историю государства Российского», вы убедитесь, что она не только как исторический текст полезна, но и очень во многом предвосхищает наши современные и художественные идеи, и идеи политические. Кроме того, раз уж я вспомнила Пушкина, то скажу, что когда мы возьмемся читать «Бориса Годунова» (то, что там Пушкин написал, а не учебник сочинил), то мы с вами убедимся, что отношение к самодержавию у самого Александр свет-Сергеевича было тоже довольно любопытное. Он не столь революционен, как его изображают советские учебники, и вы увидите, как многое он взял у Карамзина – и в чисто литературных аспектах, и в мировоззрении.
С Гаврилой свет-Романовичем еще более любопытная ситуация. Для него и поэтическим, и политическим взлетом нечаянно оказалась ода «Фелица». Почему «нечаянно»? Потому что Державин эти стихи написал вполне искренне, императрицу он похвалил вполне искренне и показал стихи друзьям, а дальше – система семи рукопожатий, она и в XVIII веке была (даже думаю, что меньше семи было в дворянской среде), так что стихи очень быстро попали к Дашковой, а от Дашковой уже к Екатерине. Она была в восторге, подарила Державину табакерку, выдала ему не помню сколько червонцев. И начинается его политическая карьера. Екатерина его сначала делает олонецким губернатором, но он поссорился с местным начальством, потому что, видите ли, был слишком радикальным в своих действиях. Тогда его перевели в Тамбов, также на должность на должность губернатора, но и там не ужился. Затем императрица сделала его своим секретарем. Дальше учебник говорит, что Державин стал придворным поэтом, тра-та-та… это всё, конечно, сложнее. Придворным поэтом он не стал. Но в итоге Екатерина делает его сенатором с чином тайного советника, освобождает от должности секретаря. Учебник говорит, что это был фактический разрыв с императрицей, а реально это было, видимо, вот что. Должность личного секретаря императрицы – это социальный лифт. Екатерина брала в секретари людей не особо знатных, которые тем самым получали возможность сделать карьеру. Из секретарей в сенаторы, да. А при Александре Державин становится министром юстиции, затем уходит в отставку. Вот его карьера.
Я уже говорила много хороших слов в адрес матушки-императрицы, цитировала Белинского, который писал, что эпоха Екатерины – это эпоха народности и сама Екатерина, будучи немкой по происхождению, сумела сделаться более народной, чем многие русские. И в частности, Белинский писал о том, что трудно бы пришлось Державину, если бы императрице не нравились его стихи. И, кстати, это же Белинский писал и о Фонвизине. Почему я так сильно Радищева-то осуждаю. Потому что Екатерина тех, кто выражается умеренно, сама же и приветствовала.
Итак, по части политики «Фелица» оказалась для Державина выстрелом из пушки – ррр-раз и на Луну. Я уверяю вас, по части поэтики она оказалась примерно тем же, но уже для всей нашей литературы. Что делает Державин? Он берет оду. Что есть ода? Ода есть жанр классицизма, хвалящий, как вы понимаете, кого-нибудь высокостоящего с позиций… каких?.. с позиций абстрактных. То есть в оде личность поэта не подразумевалась. Это похвала с позиций вечности. Как я вам уже мильён раз говорила, у нас в России всё идет каким-то русским зигзагом: и хорошее, и плохое – у нас всё идет не по правилам. Что делает в «Фелице» Державин? Он вводит личность поэта. Его похвала Фелице – не от вечности, а от сердца. Но этого мало.
Помимо всевозможных хороших слов в адрес Фелицы он говорит, например, следующее: