Читаем Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век полностью

Оду «Вельможа» очень, естественно, любит учебник, потому что в оде «Вельможа» Державин критикует… в оде «Вельможа» Державин критикует, вы уже меня понимаете. Вот так вот. Хулиган был неописуемый. Или, говоря языком учебника, новатор и реформатор. Но если всё-таки говорить о содержании оды (которое блекнет перед реформой жанра), то да, Державин критикует екатерининских вельмож, а советский учебник не любит Потемкина и поэтому очень смачно разбирает оду «Вельможа», где описаны реальные случаи, как к Потемкину приходили просители, а он их оставлял ждать в передней – их, израненных героев. Потемкину он противопоставляет Румянцева: Румянцев был примерно в тех же чинах, но Потемкин его всячески задвигал, а Румянцеву приходилось жить в деревне, потом ему передали возможность командовать армией, он одержал победу, стал Румянцевым-Задунайским. Да, всё так. Потемкин, как вы понимаете, личность очень сложная, очень неоднозначная, о чем мы и в прошлый раз говорили, когда я рассказывала про триумфальную арку в Севастополе.

Но, как вы понимаете, сводить это произведение к критике Потемкина – это лишать себя самого ценного и самого вкусного. Тем, что Державин превращает оду в жанр то сатирический, то критический без сатиры, он устраивает фактически революцию в поэзии. Называть Державина революционером немножко странно, всё-таки придворное лицо, сенатор и будущий министр юстиции, но этот человек умудрялся сочетать несочетаемое, что в жизни, что в стихах. Я напомню, что его ода «Властителям и судьям» вызвала негодование: автор – якобинец! На что автор предъявил псалом царя Давида, переложением которого является эта ода, и сказал, что царь Давид якобинцем не был. «Властителям и судьям» – не сатира ни в коем случае, потому что в сатире есть элемент насмешки, а это – чистый пафос негодования. Это безусловно ода, она написана с позиций вечности, но вечности не прославленной, а заклейменной.

Кстати, когда я называю Державина хулиганом (в хорошем смысле) и революционером, я недалека от его самооценки. В одном из стихотворений он признался, что он «горяч и в правде черт». Учитывая, что «черт» тогда было очень сильным ругательством, я выражаюсь куда мягче, чем сам Гаврила свет-Романыч.

Вот что еще давайте почитаем. Навстречу Новому году почитаем фрагмент стихотворения «Зима»:

Что ты, Муза, так печальна,Пригорюнившись сидишь?Сквозь окошечка хрустальна,Склоча волосы, глядишь…

«Выпьем, добрая подружка // Бедной юности моей». Вы видите, в том же самом размере! Только для Державина, который всё-таки еще немножечко остался в XVIII веке и поэтому хоть как-то должен следовать законам классицизма, Муза – это еще абстрактная античная муза. Пушкин явно совершенно идет за Державиным, но он делает следующий шаг, он идет не вслед, он идет по дорожке, протоптанной сенатором-хулиганом. Та же зима, тот же самый образ. Но Пушкин в качестве музы выводит уже свою няню. И, как вы понимаете: «Выпьем с горя, где же кружка…» У Державина настроение примерно то же, но вот выпить с Музой кружку домашней наливки (а что, по-вашему, пьет Пушкин с няней?) он не догадался.

Теперь мы переходим к стихотворению «Снигирь». У него довольно сложная история создания, ее надо рассказать. Жил да был Гаврила-свет Романыч, и, чтобы жить было повеселее, у него в комнате жила птичка-снегирь. В клетке. И, чтобы жить было еще веселее, птичку выучили насвистывать несколько нот из военного марша. А еще жил Александр свет-Васильич Суворов. Всё было хорошо, но он однажды взял и помер – ну, случается такое, даже с выдающимися полководцами. Приходит Гаврила свет-Романыч домой, опечаленный новостью о смерти Суворова, а у него снегирь начинает этот военный марш насвистывать. От чего случается с Гаврилой свет-Романычем стресс. И в качестве выхода из стресса у него случаются стихи – стихи на смерть Суворова, но называются они «Снигирь». Начинаются они с укора, зачем птичка насвистывает военный марш, когда угасло светило нашей армии. И снова, как вы уже привыкли, о событиях государственного значения Державин пишет как частное лицо: вот, разговаривает со своей птичкой по поводу смерти Суворова.

И лучшее из четверостиший этого стихотворения живописует портрет Суворова. Итак, Державин сетует, кто же теперь поведет наши полки, кто? кто? кто нам заменит Суворова?! Понятно, что никто. И вот в этом очень эмоциональном периоде есть такие строки:

Кто перед ратью будет, пылая,Ездить на кляче, есть сухари;В стуже и в зное меч закаляя,Спать на соломе, бдеть до зари…

Я смотрю на эти строки и понимаю, что перед нами потрясающий образец умения работать на контрасте и на гиперболе. Читаем медленно.

Перейти на страницу:

Все книги серии ЛекцииPRO

Сотворение мира. Богиня-Мать. Бог Земли. Бессмертная Возлюбленная
Сотворение мира. Богиня-Мать. Бог Земли. Бессмертная Возлюбленная

«Мифологические универсалии – это не игра ума для любителей волшебства, а ключ к нашему сознанию, ключ ко всей культуре человечества. Это образы, веками воплощающиеся в искусстве, даже атеистическом», – подчеркивает в своих лекциях Александра Баркова, известный исследователь мифологии. В книгу вошла самая популярная из ее лекций – о Богине-Матери, где реконструируется миф, связанный с этим вечным образом; лекции об эволюции образа владыки преисподней от древнейшего Синего Быка до античной философии, эволюции образа музы от архаики до современности и трансформации различных мифов творения. Живой язык, остроумная и ироничная подача материала создают ощущение непосредственного участия читателя в увлекательной лекции.

Александра Леонидовна Баркова

Религиоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях
Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях

«Вообще на свете только и существуют мифы», – написал А. Ф. Лосев почти век назад. В этой книге читателя ждет встреча с теми мифами, которые пронизывают его собственную повседневность, будь то общение или компьютерные игры, просмотр сериала или выбор одежды для важной встречи.Что общего у искусства Древнего Египта с соцреализмом? Почему не только подростки, но и серьезные люди называют себя эльфами, джедаями, а то и драконами? И если вокруг только мифы, то почему термин «мифологическое мышление» абсурден? Об этом уже четверть века рассказывает на лекциях Александра Леонидовна Баркова. Яркий стиль речи, юмор и сарказм делают ее лекции незабываемыми, и книга полностью передает ощущение живого общения с этим ученым.

Александра Леонидовна Баркова

Культурология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Введение в мифологию
Введение в мифологию

«Изучая мифологию, мы занимаемся не седой древностью и не экзотическими культурами. Мы изучаем наше собственное мировосприятие» – этот тезис сделал курс Александры Леонидовны Барковой навсегда памятным ее студентам. Древние сказания о богах и героях предстают в ее лекциях как части единого комплекса представлений, пронизывающего века и народы. Мифологические системы Древнего Египта, Греции, Рима, Скандинавии и Индии раскрываются во взаимосвязи, благодаря которой ярче видны индивидуальные черты каждой культуры. Особое место уделяется мифологическим универсалиям, проявляющимся сквозь века и тысячелетия.Живой язык, образная, подчас ироничная подача самого серьезного материала создает эффект непосредственного общения с профессором, на лекциях которого за четверть века не уснул ни один студент.

Александра Леонидовна Баркова

Культурология

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение