Вы мне сами сказали, что важнейшим качеством для воина является его бесстрашие, это совершенно верно. К тому же надо понимать, что мы с вами живем в эпоху чрезвычайно хорошего развития медицины. Нам тут пенсионный возраст увеличили, это показатель того, насколько хорошо у нас медицина развилась. А у них медицина была на уровне таком, что ни в сказке сказать, ни пером описать, а только матом выругаться. И по этой причине до старости, вообще говоря, старались не доживать, потому что в старости ты всё равно будешь обузой. Максимум тебе достанется это самое уважение к старикам, а минимум – и с ним будет напряжёнка. И поэтому стремление погибнуть в бою – это было стремление абсолютно нормальное. Действительно, лучше погибнуть молодым.
И по этой причине бесстрашие – не только достоинство воина, но и его шанс не просто пасть в юности, но и пасть со славой. Если твоя жизнь висит на волоске, то тебя очень волнует, что будет потом. На тему посмертия есть христианские идеи, есть идеи языческие, а есть идеи воинские. Посмертие для воина – это слава. И чем сильнее общество милитаризовано, тем четче будет ценность посмертной славы, и какая там религия в данный момент – совершенно неважно. Воин мало думает о загробной жизни, его бессмертие – здесь, среди людей, в его человеческой славе.
Вот вам две причины, почему бесстрашие было так важно. И раз это так, то демонстрация бесстрашия становится важнейшей культурной ценностью общества. Не только древнерусского. Знаете историю, как кто-то из наших генералов на Бородинском поле требовал подать ему, понимаете ли, завтрак под ядрами? Продемонстрировал, что вот он настолько пренебрегает своей жизнью, – и ничего, выжил. Это из той же серии.
И раз в воинской среде бесстрашие – это важнейшая ценность, то бесстрашие надо демонстрировать абсолютно в любой момент, потому что, если о тебе будут говорить, что ты испугался, это самое страшное, что может быть в милитаризованной культуре. И поэтому, если у вас в данный момент, по странной, непонятной, удивительной случайности, нет военного похода, то я вас спрашиваю: что надо делать? Правильно, охотиться. Объясните мне, пожалуйста, на кого надо охотиться? Правильно, на самое опасное. Это туры – дикие быки. Это, я вам скажу, радость весом восемьсот кило, дикая, необузданная. Эта зверюга опаснее хищника. Кто еще опаснее хищника? Опаснее хищника то, что всеядное, – медведи и кабаны. У хищника всегда четко выражена агрессия, хоть у домашней кошки, которая себя бьет хвостом по бокам.
Почему у нас в цирке самый опасный зверь – медведь? Потому что медведь – он не хищник, он не имеет видимого знака атаки. И в какой момент он вздумает напасть, черт его знает. Это знают, в лучшем случае, только дрессировщики.
Поэтому князья будут охотиться на туров, на кабанов, на медведей. И охотились они на туров так, что туров просто в ноль извели, сейчас их просто нету. Тур же по степи несется, ему там есть где развернуться… восемьсот кило, рога и ярость. Ужас.
А теперь давайте почитаем. Итак, как князь Мономах заботился о своей репутации?
Тоже хорошая зверушка.
По поводу лютого зверя, который вскочил на бедра, бурные дискуссии идут в науке, мне нравится версия, что это рысь. Действительно как-то на нее похоже.
Рысь маленькая? Молодой зверь – это килограмм двадцать пять, кроме того, коготочки, зубочки и все прочие прелести. Я это знаю, потому что у знакомых моих знакомых в довольно интересных условиях живет молодой рысь. Он ручной, по счастью. И то очень проблемный зверь.
После всего, что я вам говорила про бесстрашие, вы понимаете ответ на высоконаучный вопрос – нафига? Нафига русским князьям было это? Это действительно полноценный риск. Вот вам походы, вот вам половцы. Вот вам два тура, дикие кони и прочие в том же духе. Постоянный накал духа – и тело тоже в тонусе.
Дальше пассаж, любезный сердцу авторов учебников по русской литературе для средней школы.