Русская литература первой трети XX века

Обстоятельства создания манифеста изложены в воспоминаниях К.Олимпова, записанных А.Г. Островским: «13 января 1912 г. написана теория Вселенского футуризма и основана Академия Эгопоэзии. Писали в нервном экстазе Игорь Северянин и Константин Олимпов. Выполнение теории привело в восторг наши души, почувствовали облегчение, пожелали немедленно ее сдать в типографию для печати, но не было дома клише «Ego». Пришлось ехать на Петроградскую сторону к Георгию Иванову[772], которого дома не застали, — зашли на Б. Белоцерковскую к Граалю Арельскому, прочли ему свою новую открытую сегодня теорию. Видимо, ему она понравилась, но чувствовалось в нем к нам скептическое недоверие; не мог он сразу, видимо, проникнуться всей глубиной афоризмов наших. Вернувшись от Грааля домой, решили Георгию Иванову немедленно писать письмо, чтобы он на другой день непременно вернул нам клише. После принялись снова за тщательный пересмотр скрижалей Вселенского футуризма: перебирали все вопросы мира, на которые наша теория блестяще отвечала. Переписали, а на другое утро нового дня повторили то же, — теория выдержала экзамен. <...> Дома, на Средней Подьяческой, вернувшись, встретили ожидавшего нас Георгия Иванова, приглашенного письмом. Прочли ему теорию: он ничего не понял, со многим не соглашался в душе и стал смотреть на нас, видимо, как на сумасшедших. Игорь же сказал: «Не думайте, Георгий Владимирович, что мы с ума сошли». <...> Чем ближе подходили к типографии «Улей», тем более у Георгия Иванова прояснялась наша теория, и ему сильно хотелось, видимо, попасть в наш ректориат. Мы, интуитивно сговариваясь, желали увеличить число участников в ректориате; для большего веса решили внести Георгия Иванова и Грааля Арельского <...> 16 января выработан устав Академии Эгопоэзии. В выработке пунктов устава принимали участие: Игорь, я и Георгин Иванов. Альманахи, сборники в издании Академии Эгопоэзии приняли называть нервниками, по вчерашнему взаимному соглашению моему с Игорем. 17 января. Получены из типографии печатные листы в количестве 510 штук (10 на бристоле). Разослана часть по петербургским и провинциальным изданиям. Решено теорию и устав перевести и издать на итальянском и французском языках»[773].

В неопубликованных «Воспоминаниях об эгофутуристах» Грааля-Арельского эти сведения подтверждаются: «Идея первого манифеста «Скрижалей эго-поэзии» — принадлежала Игорю Северянину. В его разработке принимал участие и Константин Олимпов, говоривший, что кружку пора заявить о своем существовании. Я и Г. Иванов дали свои подписи, т.к. считали своевременным выступление против традиционного искусства»[774].

Сообщенная Олимповым дата подтверждается письмом Северянина к Граалю-Арельскому: «Милый Грааль! Пожалуйста, приди завтра, 17-го, утром (от 11 до 12 1/2 дня) и принеси 1 р. К этому времени придут Иванов и Костя и принесут по рублю. В 1 ч. мы отправимся в типографию и получим заказ, стоющий 4 р. Корректура уже просмотрена. Жму твою руку. Игорь»[775]

О содержании манифеста в воспоминаниях по поводу публикаций Иванова Северянин ничего не говорит, ограничиваясь лишь внешним описанием: «Мы издали «манифест», разослали его по редакциям почти всей России, записались в «Бюро газетных вырезок» и стали ждать откликов прессы. Эти отклики не заставили себя долго ждать, и вскоре мы были буквально завалены вырезками с отборной руганью по нашему адресу. А в сущности и браниться-то было не за что, так как ничего чудовищного в нашем манифесте не было. Просто мы пытались в нем доказать, — насколько удачно, я уж теперь судить не берусь, не имея под рукою этого документа, — я говорю доказать, что в мире есть только одна бесспорная истина — душа человеческая как составная часть Божества» (Северянин. С. 69). Напомним, что это было сказано еще до появления в печати того отрывка из цикла «Китайские тени» (впоследствии включенного в текст «Петербургских зим»), который касался непосредственно истории взаимоотношений Иванова и Северянина. Кстати, не лишено вероятности, что сам фрагмент «воспоминаний» Иванова был написан после того, как Иванов познакомился с текстом «Успехов Жоржа» и неминуемо должен был отреагировать как на снисходительный тон былого «мэтра», так и на некоторые довольно неприятные его намеки[776].