Читаем Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учебное пособие полностью

О чем ты воешь, ветр ночной?О чем ты сетуешь безумно?..Что значит страшный голос твой,То глухо жалобный, то шумно?Понятным сердцу языкомТвердишь о непонятной муке —И роешь и взрываешь в немПорой неистовые звуки!..О, страшных песен сих не пойПро древний хаос, про родимый!Как жадно мир души ночнойВнимает повести любимой!Из смертной рвется он груди,Он с беспредельным хочет слиться!..О, бурь застывших не буди —Под ними хаос шевелится!..

Между идеями и настроениями данного стихотворения и «космогоническими» ассоциациями «Огней» взаимосвязи, конечно, не прямые. Тем не менее Чехов в «Огнях» явно «вздумал пофилософствовать» именно в русле проблем и идей такого рода русской философской поэзии. В рамках поэзии произведение с содержанием, подобным содержанию тютчевского стихотворения, не воспринимается как экстравагантность. Но тот же комплекс натурфилософских идей, будучи интенсивно развернут в прозаическом тексте, становился весьма броским и необычным. Только вполне сознавая и учитывая последнее, можно понять, почему современные Чехову критики восприняли «Огни» с характерной односторонностью. Обсуждению подверглись «философия скептицизма», «философия пессимизма» – то есть этическая проблематика повести, связанная со вставной новеллой о Кисочке. Чеховскую космогонию критики упорно обходили молчанием. Тем самым вне поля их зрения оказалось все основное, что связано с «огнями» (вспомним выразительную пару: «огни и Кисочка»!). Современники абсолютизировали второй круг ассоциаций («Кисочка»), не придав большого значения первому их кругу («огни»). А новелла о Кисочке, что и понятно, была прочитана как естественное явление прозы – ее упрекали лишь за прямолинейность морализаторства, за тенденциозность, но ей не удивлялись (традиция имелась – «этико-философские» мотивы в произведениях Гончарова, Толстого, Достоевского и др. ее сформировали в прозе). В итоге, между прочим, не понявшие сложности семантики «Огней» критики сочли произведение неудавшимся. Это мнение не изжито по сей день. Так, Г. П. Бердников видит в «Огнях» «трактат о пессимизме» и, обозрев повесть с этой стороны, авторитетно заключает: «Огни» – очевидная творческая неудача Чехова»[326].

Бунину с его философскими мотивами повезло несравненно больше, ибо его «трактат» («Господин из Сан-Франциско») писался не накануне, а на исходе серебряного века. Стилизация всякого рода (в том числе и стилизация прозы под философскую поэзию) в самосознании данной культурной эпохи была явлением творчески продуктивным и очень важным. Потому читательское сознание, приученное символистами к космогоническим и мистическим поворотам сюжетики, не скользило мимо них, будучи увлечено событийно-бытовой стороной произведений, как в конце 80-х годов XIX века. Кроме того (и это главное), за плечами Бунина уже стоит и прозаическая традиция, начатая «Огнями» и другими чеховскими произведениями. Словом, и символика «рая» и «ада», и «джентльмен», явившийся господину из Сан-Франциско сначала во сне, а затем наяву, и Дьявол – все подобные мотивы «срабатывают» у Бунина несравненно проще, чем, допустим, мотивы, связанные с образом «Азорки» в «Огнях».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное