Русская литература. Теоретический и исторический аспекты: учебное пособие

От Ф. Шиллера идет идея, что творчество рождается из неясных, смутных ощущений. Именно его цитирует Ницше, доказывая свою мысль о том, что в основе творчества лежит дух музыки: «Ощущение у меня вначале является без определенного и ясного предмета; таковой образуется лишь впоследствии»[29]. Л.Н. Толстой, И.А. Бунин и В.В. Набоков, одни из самых ярких «живописцев в литературе», полемизируя с идеями о музыкальности как об основе творчества, высказывали мысль, что замысел произведения возникает из конкретного образа, из яркого зрительного впечатления. Один мемуарист записал слова Толстого о рождении замысла «Анны Карениной»: «Это было так же, как теперь, после обеда, я лежал один на этом диване и курил. Задумался ли я очень или боролся с дремотою, не знаю, но только вдруг передо мною промелькнул обнаженный женский локоть изящной аристократической руки. Я невольно начал вглядываться в видение. Появились плечо, шея и, наконец, целый образ красивой женщины в бальном костюме, как бы просительно вглядывавшейся в меня грустными глазами. Видение исчезло, но я уже не мог освободиться от его впечатления, оно преследовало меня и дни и ночи, и, чтобы избавиться от него, я должен был искать ему воплощения. Вот начало „Анны Карениной“»[30]. С.А. Берс, жена, Толстого, записала слова писателя о том, как во время разглядывания аккуратной строчки на рукаве халата родился сюжет, произошло проникновение во внутренний мир героини: «Сижу я внизу, в кабинете, и разглядываю на рукаве халата белую шелковую строчку, которая очень красива. И думаю о том, как приходит в голову людям выдумывать все узоры, отделки, вышиванья, и что существует целый мир женских работ, мод, соображений, которыми живут женщины. Что это должно быть очень весело, и я понимаю, что женщины могут это любить и этим заниматься. И, конечно, сейчас же мои мысли (т. е. мысли к роману). Анна… И вдруг мне эта строчка дала целую главу. Анна лишена этих радостей заниматься этой женской стороной жизни, потому что она одна, все женщины от нее отвернулись, и ей не с кем поговорить обо всем том, что составляет обыденный, чисто женский круг занятий»[31].

И.А. Бунин не раз подчеркивал, что его произведения часто рождаются из конкретного образа. Об этом пишет в своем дневнике Г. Кузнецова: «У И.А. /ИЛ. Бунина/ это начинается почти всегда с природы, какой-нибудь картины, мелькнувшей в мозгу, часто обрывка. Так, «Солнечный удар» явился от представления о выходе на палубу после обеда, из света в мрак летней ночи на Волге. А конец пришел позднее»[32].

В.В. Набоков в статье «Вдохновение» начало этого процесса сравнивает с зудом, заставляющим забыть обо всех насущных проблемах. Этот зуд переходит в следующую стадию, которую Набоков описывает так: «…Мгновенное видение, обращающееся в стремительную речь. Если бы существовал прибор, способный отобразить это редкостное, упоительное явление, зрительная составляющая представилась бы нам переливчатым блеском точных деталей, а речевая – чехардой сливающихся слов»[33]. Бунин отрицал популярную у символистов идею о том, что вдохновение – это экстатическое, музыкальное состояние. Его автобиографичный герой, Арсеньев, приступает к первым своим наброскам в прозе, «чувствуя редкое спокойствие, редкую трезвость ума и души и какую-то малость, простоту всего окружающего»[34]. Набоков представляет труд писателя как воссоздание некоего прообраза книги, ясно существующего в его сознании, имеющего определенный цвет, композицию: «С самого начала образ задуманной книги представлялся ему необыкновенно отчетливым по тону и очертанию, было такое чувство, что для каждой отыскиваемой мелочи уже уготовано место и что самая работа по вылавливанию материалов уже окрашена в цвет будущей книги»[35].

Музыкальность можно рассматривать не только как выражение свободного духа творчества (для романтиков музыка – язык вдохновения, самое свободное от правил, с трудом поддающееся теоретизации искусство) или как стремление к символизации, к созданию многослойных, неоднозначных, символических образов, сюжетов (музыкальный образ, сюжет не поддаются однозначной трактовке). О музыкальности можно говорить в связи с формальными особенностями литературного произведения: ритм, рифма (созвучие), словесные каламбуры (игра со звуком), аллитерация и т. д. – на этом уровне музыкальность характерна для поэзии. Повторы, лейтмотивы, полифонический принцип повествования – так музыкальность проявляет себя на формальном уровне в прозе. Тем не менее очевидно, что литература и музыка – совершенно разные виды искусства. Конечно, словесное искусство связано в большей степени с живописью: и художник, и писатель изображают мир (описания лиц, предметов и природы (краски и детали) – неотъемлемая часть литературного творчества).