Самый яркий образ «Бесов» Достоевского – Николай Ставрогин, антигерой, сознательно загнавший себя в интеллектуальное подполье, цинично бросивший вызов Богу, а значит, лицом к лицу столкнувшийся с собственными «бесами». Внешне привлекательный, гибельно манящий к себе окружающих, Ставрогин вызывает в памяти «неописанной красоты юношу на чёрном коне», который «изображает собою смерть», из поэмы своего наставника Степана Трофимовича. Однако, по утверждению Г. Померанца, «герой Достоевского, выбравший тьму, непременно окунается в пошлость, в безобразие, и невыразимое страдание толкает его либо к преображению, либо к верёвке». В случае со Ставрогиным неизбежной была «верёвка», его некому было спасти. Несмотря на то что он окружён «ореолом влюблённых женщин», он не способен не только любить, а даже ответить на любовь.
«Бесы» – пожалуй, единственный роман Достоевского, в котором великая сила любви выражена не столь явно, как в других произведениях. Однако её преобразующее воздействие всё же проявляется в судьбе Степана Трофимовича Верховенского.
Поразительно, что в начале описанных в «Бесах» событий именно вокруг его образа возникает обезбоженное пространство. Оно создаётся в романе его личностью, его деятельностью (так или иначе все представители младшего поколения являются его воспитанниками), его творчеством (в самом начале «Бесов» в написанной и опубликованной им поэме изгоняется Бог) и даёт возможность «закружиться бесам разным». Но через образ Степана Трофимовича происходит и возвращение Бога в пространство романа. По мнению исследователя Т. Касаткиной, «унижение любви ставит Степана Трофимовича на грань отчаяния и заставляет его, во имя вечной любви, выйти на большую дорогу», «предстать перед Богом во всей своей наготе». Как и в «Преступлении и наказании» сопровождать его на пути в город Спасов посылается Софья Матвеевна [София – премудрость (греч.), Матфей – богодарованный (евр.)].
Необходимо подчеркнуть, что главной, ключевой особенностью всех пяти последних романов Достоевского является их явная соотнесённость с Евангелием и образом Иисуса Христа. Если говорить точнее, то Христос – сквозной образ великого «пятикнижия» Достоевского. Он присутствует и в подготовительных материалах ко всем пяти романам. В четвёртой главе четвёртой части «Преступления и наказания», по авторскому замыслу, должен был состояться разговор Раскольникова с Соней о Христе, который Достоевский значительно сократил по требованию издателя М.Н. Каткова.
Князь Мышкин в черновиках к роману «Идиот» назван «князем Христом». Автор наделяет главного героя чертами, которые национальное самосознание закрепило за образом Христа: смирение, всепрощение, любовь и жалость к человеку. Кроме того, Мышкин олицетворяет собой одновременно идеал детской невинности и идеал европейски просвещённой личности.
Помимо наиболее полного воплощения в образе Мышкина, некоторые христоподобные черты, по наблюдениям исследователей, проступают и в других героях – например, в Кириллове из «Бесов». Вообще, подготовительные материалы к «Бесам» насыщены размышлениями героев о Христе. В романе «Подросток» Христос присутствует в сне Версилова.
В конце 1877 г. Достоевский составил для себя творческую программу «на 10 лет деятельности», куда включил одним из пунктов замысел: «Написать книгу о Иисусе Христе». Полностью этот замысел остался нереализованным, но образ Христа все-таки нашёл своё прямое воплощение в последнем романе «Братья Карамазовы»: незримо он присутствует во всём тексте этого произведения, явно он выведен в поэме о Великом инквизиторе и в грёзах Алёши Карамазова о Кане Галилейской.
Связи с Евангелием наблюдаются у писателя на разных уровнях проблематики и поэтики его произведений. Во-первых, Достоевский достаточно широко использует прямое цитирование. В отдельных случаях обращения к тексту «Вечной Книги» оказываются настолько важными, что, по наблюдениям исследователей, перерастают статус художественного приема. Так, в «Преступлении и наказании», например, Достоевский включил все сорок пять стихов Евангелия «О воскрешении Лазаря», подчёркивающих бессознательное тяготение Раскольникова к вере и духовному возрождению, а также его внутреннюю взаимосвязь с героем евангельской притчи.
Другой уровень связей прослеживается по соотнесённости судеб героев Достоевского с различными идеями и символикой Евангелия. Свои романы автор пронизывает подобными связями широко и последовательно, так что это выливается в своеобразный приём сюжетной организации повествования.