Читаем Русская литературная усадьба полностью

Крестьяне избегали Даниловского; прислугу нанять было невозможно. Вскоре Куприну стала известна причина. По всей округе и даже в Устюжне ходили слухи, что в доме на чердаке в черном гробу лежит огромная человеческая нога и по ночам с шумом ходит по комнатам. К удивлению писателя, этому верил и Арапов; он по вечерам никогда в дом не заходил. Но основания для таких разговоров были. Вскоре после приезда Куприн нашел в библиотеке на нижней полке длинный ящик, напоминавший не то футляр для виолончели, не то гроб. В ящике лежал гигантский ножной протез явно заграничной работы, обтянутый голландской замшей. Отыскался поблизости и костыль. Все некогда принадлежало генералу Кривцову (родственнику Батюшковых), потерявшему ногу в сражении при Кульме в 1813 году.

Владелицей соседнего хутора Свистуны была известная пианистка профессор Петербургской консерватории Вера Уваровна Сипягина-Лилиенфельд. Она была женщиной трагической судьбы. Ее муж — морской офицер — застрелился сразу же после брачной ночи. Вновь замуж она не вышла и уединилась в новгородской глуши. Как-то Батюшков и Куприн с женой нанесли ей визит. В этот день она села за рояль и по просьбе гостей сыграла Аппассионату — и сыграла с необыкновенным одушевлением и трагизмом. Гости были потрясены. На обратном пути разговор был о том, какая необыкновенная и жестокая сила заключена в музыке. Ночью Куприн спать не мог. Он и Батюшков всю ночь бродили по парку. Именно тогда зародился замысел «Гранатового браслета».

В сентябре Куприн со всем многолюдным семейством покинул Даниловское, но уже в начале декабря возвратился на целых два месяца. Его спутником был фельдшер Евсей Маркович Аспиз, с которым он познакомился в Балаклаве. Это был именно тот человек, который был Куприну необходим для упорной усидчивой работы: умный, сдержанный и абсолютный трезвенник. Он оставил интересные воспоминания. Приведем некоторые выдержки.

Вот его характеристика соседей Даниловского: «Казалось, что перед нами воскресла эпоха Гоголя, персонажи «Мертвых душ». Те же Коробочки, Маниловы, полинявшие, оскудевшие, выцветшие Ноздревы и Собакевичи…»[18]. Деревня оставляла тягостное впечатление: «Поражала бедность и мрачность крестьянской жизни. Единственный денежный доход у них был от продажи молока в сливной пункт при сыроваренном заводе. Мы были поражены, когда узнали, что за ведро молока платили не то 13, не то 15 копеек, причем нередко молоко приходилось возить или носить за 10–12 верст. Это была чудовищно низкая цена даже по тем временам.

Однажды мы зашли в избу, где увидели женщину в скорбной позе, тихо качающую люльку. Лицо ее выражало глубокую печаль, да и все остальные в избе были словно после похорон: ходили тихо, говорили печально. Александр Иванович осторожно стал расспрашивать женщину о причине ее печали. С рыданиями крестьянка рассказала, что накануне у них пала корова»[19].

К слову, сыроваренный завод принадлежал барону Штемпелю.

На следующий год Куприн приехал в Даниловское уже с новой женой. Это была Елизавета Морицевна Гейндрих, воспитанница в семье Мамина-Сибиряка. У Куприных ранее она была гувернанткой. С Елизаветой Морицевной писатель прожил более тридцати лет; с ней он вернулся из эмиграции на родину.

Осень 1907 года в Даниловском (сентябрь, октябрь и почти весь ноябрь) была на редкость творчески плодотворной. Здесь написаны такие шедевры, как рассказ «Изумруд» и повесть «Суламифь».

Сюжетом «Изумруда» послужила наделавшая большой шум история отравления знаменитого призового рысака Рассвет коннозаводчиком-конкурентом. Рассказ посвящен памяти «несравненного пегого рысака Холстомера». Батюшков в своих воспоминаниях сообщает любопытные подробности:

«Однажды возвращались из какой-то поездки к соседям верхами. Подъезжая к усадьбе, я заметил потраву: чья-то лошадь забралась в овес. Я спешился, чтобы прогнать лошадь, но Александр Иванович подхватил ее за челку и привел ее в дом. Сев на нее верхом, заставил ее подняться по ступеням балкона и, как капризный ребенок, настоял, чтобы ее оставили ночевать в доме, и привязал около своей кровати.

«Я хочу знать, когда и как лошадь спит, — говорил он, — хочу с ней побыть». На другой день повторилась та же история, но приведена другая лошадь. Александр Иванович за ней ухаживал, кормил, поил и решился прекратить свои опыты лишь тогда, когда его спальня пропиталась запахом конюшни. В ту пору он задумал рассказ «Изумруд», и нельзя не признать, что «психология» лошади им представлена в высшей степени правдоподобно»[20].

В последующие несколько лет Куприн постоянно приезжал в Даниловское. Он сам не раз говорил, что всем курортам предпочитает русскую деревню. Здесь в новгородской глуши писатель оставил по себе добрую память. Батюшков вспоминает: «Годами спустя после его пребывания в деревне о нем усиленно расспрашивали — ямщик, возивший его два-три раза, церковный сторож, водивший его на голубятню, лесник, с которым он ходил на охоту, работник, с которым он мастерил какую-нибудь машину, и т. д.»[21].

Перейти на страницу:

Все книги серии История. География. Этнография

История человеческих жертвоприношений
История человеческих жертвоприношений

Нет народа, культура которого на раннем этапе развития не включала бы в себя человеческие жертвоприношения. В сопровождении многочисленных слуг предпочитали уходить в мир иной египетские фараоны, шумерские цари и китайские правители. В Финикии, дабы умилостивить бога Баала, приносили в жертву детей из знатных семей. Жертвенные бойни устраивали скифы, галлы и норманны. В древнем Киеве по жребию избирались люди для жертвы кумирам. Невероятных масштабов достигали человеческие жертвоприношения у американских индейцев. В Индии совсем еще недавно существовал обычай сожжения вдовы на могиле мужа. Даже греки и римляне, прародители современной европейской цивилизации, бестрепетно приносили жертвы своим богам, предпочитая, правда, убивать либо пленных, либо преступников.Обо всем этом рассказывает замечательная книга Олега Ивика.

Олег Ивик

Культурология / История / Образование и наука
Крымская война
Крымская война

О Крымской войне 1853–1856 гг. написано немало, но она по-прежнему остается для нас «неизвестной войной». Боевые действия велись не только в Крыму, они разворачивались на Кавказе, в придунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях и даже в Петропавловке-Камчатском, осажденном англо-французской эскадрой. По сути это была мировая война, в которой Россия в одиночку противостояла коалиции Великобритании, Франции и Османской империи и поддерживающей их Австро-Венгрии.«Причины Крымской войны, самой странной и ненужной в мировой истории, столь запутаны и переплетены, что не допускают простого определения», — пишет князь Алексис Трубецкой, родившейся в 1934 г. в семье русских эмигрантов в Париже и ставший профессором в Канаде. Автор широко использует материалы из европейских архивов, недоступные российским историкам. Он не только пытается разобраться в том, что же все-таки привело к кровавой бойне, но и дает объективную картину эпохи, которая сделала Крымскую войну возможной.

Алексис Трубецкой

История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология