Русская литературная усадьба

Дочь Оленина Варвара Александровна в своих фрагментарных записках вспоминает следующий случай: «В 1819-м Гнедич… спас Приютинскую деву, такую же кривую, как он сам, дочь чудеснейшей старушки-прачки из числа бесконечной дворни того времени. Побежали к батюшке сказать, что Маша утонула в омуте. Батюшка и все туда побежали, и Гнедич туда же. Умея хорошо нырять, он тотчас же сбросил свое платье, кроме нижнего, и вытащил несчастную, но еще не совсем умершую. После долгих разных способов ее привели в чувство, для счастия несчастной матери-вдовы, имевшей только одну на утешение. Легко можно представить ее счастье и благодарность Николаю Ивановичу, который тотчас побежал переодеваться. И что же, не успел он переодеться, как вдруг дверь отворятся и Маша бросается к его ногам вся в слезах, не зная, как его благодарить за спасение. Что ты, что ты, Маша? Да разве ты того же бы не сделала? Встань, пожалуйста. Да кому же тебя спасать, как не мне, у тебя один глаз, а у меня другой, и составляем теперь целое»[24].

Приютину и его просвещенным и радушным владельцам Гнедич посвятил одно из лучших своих стихотворений. Оно так и называется «Приютино»:

Еще я прихожу под кров твой безмятежный,
Гостеприимная приютинская сень!
Я, твой старинный гость, бездомный странник прежний,
Не раз главу свою в твою склонявший тень.

Край милый! Сколько раз с тобою я прощался;
Но как проститься с тем, что в нас слилось с душой?
Все, чем я здесь дышал, чем втайне наслаждался,
Все неизгладимо везде ношу с собой!

Есть край, родной мне край зефиров легкокрылых;
Там небо и земля и воздух мне милей!
Но где людей найти, душе моей столь милых?
Где столько сладостных воспоминаний ей?

Здесь часто удален от городского шума,
Я сердцу тишины искал от жизни бурь;
И здесь унылая моя светлела дума,
Как неба летнего спокойная лазурь.

Здесь часто по холмам бродил с моей мечтою,
И спящее в глуши безжизненных лесов
Я эхо севера вечернюю порою
Будил гармонией Омеровых стихов.

Одной из самых ярких глав литературной истории Приютина является роман Пушкина с младшей дочерью Оленина — Анной Алексеевной. Она — любимица не только семьи, но и всего поэтического круга, собиравшегося в оленинской усадьбе. Крылову она была «мой друг Анюточка». Гнедич, не скрывая душевного восхищения, наблюдал, как прелестная «малютка Анеточка» превращается в очаровательную «барышню Анету». Но в памяти потомства Анна Оленина осталась благодаря Пушкину.

В доме Олениных Пушкин был принят сразу же при приезде в Петербург после окончания Лицея. Вряд ли он тогда обратил особое внимание на десятилетнюю девочку, бойкую и резвую как мышка (по словам Вяземского). Им завладела племянница жены Оленина, молодая генеральша Анна Петровна Керн, приехавшая с мужем в Северную Пальмиру.

Вновь Пушкин увидел Анну Алексеевну Оленину — тогда уже фрейлину двора — в конце 1827 года на балу у Е. М. Хитрово. Она сама пригласила «самого интересного человека своего времени» (слова из ее дневника) на танец, но в смущении все время молчала. Вскоре за поэтом в Приютине закрепилось прозвище Red Rover (Красного корсара. — В. Н.) по романтическому герою знаменитого в то время романа Ф. Купера. Пушкин сразу же влюбился.

Новому предмету своего увлечения Пушкин посвятил целый любовный цикл — пожалуй, самый большой в поэтическом корпусе великого поэта. Однако остается загадкой: любил ли Пушкин Анну Оленину по-настоящему? В это не верили ни ее родители, ни проницательный друг семейства И. А. Крылов. В петербургском свете все действующие лица этого романа были слишком заметными фигурами, и настойчивое ухаживание Пушкина не могло не компрометировать девушку. Из уст в уста переходили его слова: «Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой уж я слажу». Понятно, что они были известны и Анне Алексеевне и глубоко ее оскорбили. В конце концов Пушкин уехал в Москву, предложения так и не сделав. В Москве он встретил Наталью Гончарову.

Но удивительно! Через три года Пушкин завершил оленинский цикл еще одним шедевром: