Русская мечта

– Ну, так я ж не лягушка. Видишь, луна какая полная? А на ней как бы два мужика. Один с вилами, грозный. Это Павлик. Ты бойся Павлика, он скоро обманет тебя. – Вдруг смело сбросила полушубок. – Я ведь ничего такого не умею… Никогда, ни разу… И Павлик говорил, что ты только плохому учишь… Мы с Ниночкой только немножко баловалась, а так ничего…

И спросила:

– А не будет больно?

12

Однажды сказала:

«Хочешь, покажу потаенное место».

«Где Ниночка утонула?»

«Ага».

«Там сыро, наверное?»

«Да нет, там камни… И очень тихо…»

С тишиной, впрочем, не получилось. Сперва все испортил анекдот, рассказанный Виталием. Дескать приплыла русалка к водяному, спрашивает: «Чего люди такие жестокие?» – «А ты с чего взяла?» – «А вот видела, как связали человека веревкой, опустили его на дно омута и давай таскать». – «А ты чего?» – «Ну, я перерезала веревку. Человек теперь спокойно лежит на дне, не мучается». – «Ну, ты молодцом! Только так больше не делай. Водолаз это был». А за полверсты до нужного места услышали вдали хрип гармоники, и голос хриплый: «Наверх вы, товарищи, все по местам…»

– Чего это?

Неприметная тропка терялась в мокрых разливах.

Кривые хилые сосенки тянулись по краю неширокой сухой гривки.

Кругом, правда, растрескавшиеся камни, на них сизые пятна лишайников, а из-за сосенок все тот же хриплый голос. Будто не пел человек, а спасал душу. И правда. Расходясь, открыли чахлые болотные сосенки вид на север, на совсем уже темные непроходимые болота – скучная острая осока, кочкарники, необозримо застилающие серую перспективу, а на берегу плоского озерца на сухом камне (одну ногу неудобно откинул в сторону, другую наоборот согнул в колене, видно, в такой позе его застигли) увиделся плечистый мужичонка в резиновых болотниках до бедер, в брезентовых штанах и в штормовке, из под которой синели полоски матросского тельника. Уставясь в прищуренные глазки огромной медведицы, нависшей над ним, как замшелая ель, мужичонка не халтурил, от души растягивал меха: «Пощады никто не желает…»

А медведица кивала.

Как бы смахивала лапой слезу.

На сердце лег ей последний бой «Варяга».

Но строгости не теряла. Стоило мужичонке сбиться с мотива, повторить куплет, как медведица нехорошо взметывала в воздух кривые когтистые лапы. «Ну, совсем не терпит фальши», – одобрил Виталий.

И рявкнул на весь лес:

– А вот твою мать!

Когда прыгающий бурый тяжелый зад затерялся среди кочек, Виталий и Катерина осторожно приблизились к неизвестному. Он торопливо оттер грязным платком лоб и выдернул из кармана початую бутылку.

– У меня репертуар кончился, – прохрипел.

Бросил Виталию горсть презервативов, выдернутых из того же кармана:

– Держи гондоны, братишка!

– А чего медведице не предложил?

– Не успел, – нервно признался мужичонка.

И заорал:

– Катька, дура! Я тебя материться учил, когда ты была совсем девчонкой. Помнишь? Это же я, капитан Шишкин!

– Ой, дядя Миша! – всплеснула Катерина руками.

– Я как в восемьдесят четвертом вышел из дому, так только сейчас вернулся, – похвастался капитан. – Мир посмотрел, сражался под Белым домом. У вас, гляжу, жизнь тоже стала беспощадная. Насилие со стороны сексуально озабоченных медведиц, беспредел. Я в Благушино попика отца Бориса на всякий случай зарядил гондоном. Мало ли…

Заторопился:

– Слышь, Катька, ты у нас умная…

Жадно хлебнул из бутылки, весело выпятил толстую губу:

– Попик и попойка, это от одного корня, да? Мне попик предлагал сжечь церквушку в Благушино или Ельцина отлучить от церкви. – Шишкин с величайшим удовольствием отхлебнул из бутылки и вытер ладонью круглую, потную, коротко стриженную голову. Глаза у него по-доброму выпучились. – Второй час глотку деру, хорошо, воздух влажный. Этой дуре, – кивнул он в сторону сбежавшей медведицы, – советский гимн страшно понравился. Из прежних, видно. Может, позовем обратно, грянем хором? А? – Восхитился: – Патриотка русских лесов! А ты бери, бери гондоны, – весело кивнул Виталию. – Качественный товар.

И вдруг нахмурился:

– Ты случаем не Колотовкин?

– А чего?

Капитан Мишка Шишкин вскочил и одним ударом разнес хромку о камень:

– Детей обираешь, паразит!

– О чем это вы?

– Да я, считай, в вашу Рядновку из-за тебя приперся! Мне дочка Элка сказала, что ты раньше был прикольный учитель, а теперь скурвился. Говорит, у тебя теперь денег до жопы, потому и скурвился вконец. Дети собирают грибы да ягоду, а ты гундишь: несите ко мне, мол, у меня, как в банке. И дерешь проценты с детей. Я специально приперся сюда, чтобы увидеть твои поганые глаза, ублюдок, сволота, шиш поганый, меня твои коммунистические медведицы не остановят, – наезжал капитан на Колотовкина. – И в паре с тобой Золотые Яйца, да? Ну так вот, учтите, я – гнев народа! Не знаю, как другим, – захрипел он, – но Элке вернешь все взятое до копейки! К ней родной отец вернулся! Не дам обижать дитя! – ущербной походкой кавалериста, только что соскочившего с седла, капитан снова двинулся на Виталия.

– Да о чем это вы?

– Нет, ты только посмотри, Катька! Он будто не знает!

– Да он и не знает, – спокойно заметила Катерина. – Это не он, это Мельников крутит детские деньги.