В церковном календаре было два дня памяти св. Георгия: весенний — 23 апреля, и осенний — 26 ноября. В народной традиции эти дни являлись существенными вехами земледельческого цикла и сезона пастьбы, а в целом осмыслялись как начало и конец теплого времени года. Действительно, 23 апреля, какой бы ни была погода в этот день, домашний скот в первый раз обязательно выгоняли на улицу. С весеннего Юрия, как и Ярилиного дня, по народным представлениям, начиналось лето. В обрядовой поэзии это представление реализуется с помощью мотива отмыкания ключами весны и лета:
Мотив ключей и открывания ими земли, травы, росы, воды, жеребят, бычков, женитьбы характерен для «юрьевских песен» не только у восточных, но и у западных славян, а также у балтийских народов.
В некоторых местностях у русских, белорусов и украинцев существовал обычай катания по росе или по земле, приходившийся на какой-нибудь из весенних праздников, в том числе и в Юрьев день, и сопоставимый с особенностями Ярилиных гуляний: этот обряд граничит с традиционно осуждаемой свободой в отношениях мужчин и женщин. Так, в Полесье на Юрьев день до восхода солнца парни с девушками, разбиваясь на пары, катались по житу, что объяснялось следующим образом: «С хлопцем покатаешься — чтоб хлопец любил <…> чтобы взял меня замуж». В Смоленской губернии день «на Ягорья бабы выходят толпами в поле и катаются раздетые по полю». Значение этого действа объясняется типологически близкими обрядами, совершавшимися в Вознесенье или на Пасху. В Калужской губернии после молебна в Вознесенье крестьяне (обычно женщины) просили священника или дьячка поваляться на земле, чтобы «снопы были тяжелыми», «посевы тучными»; если же священнослужители отказывались это сделать, их валили на землю и катали насильно. В Рязанской губернии пасхальный обычай, согласно которому женщины хватали попа или пономаря и, повалив на землю, катали по ней, объяснялся желанием, чтобы лен уродился лучше. Таким образом, обряд катания по земле был направлен на продуцирование как урожая хлеба и качества льняного волокна, так и заключения брачных союзов.
Купала
В восточнославянской мифологии Купала — главный персонаж, находящийся в центре обрядовых действий и представлений праздника летнего солнцеворота, который отмечали в ночь с 23 на 24 июня по старому стилю. Имя Купалы осталось лишь в названиях народного праздника «Иван Купала» и обрядового атрибута — украшенного деревца или чучела. Указание на то, что Купала — божество, содержится лишь в довольно поздних письменных источниках. Так, в Густынской летописи (XVII в.) с осуждением описываются празднования в честь Купалы:
«Сему Купалу <…> память совершаютъ в навечерие Рождества Иоанна Предтечи <…> сицевымъ образом: съ вечера собираются простая чадь, обоего полу, и соплетаютъ себе венцы из ядомого зелия, или корения, и препоясавшеся былием воз-гнетают огнь, инде же поставляютъ зеленую ветвь, и емшеся за руце около обращаются окрест оного огня, поюще своя песни <…> потом чрезъ оныи огнь прескакуютъ <…> Купало, его же бога плодов земных быти мняху, и ему прелестию бесовскою омраченныи благодарения и жертвы приношаху, в начале жнив, того ж купала бога, или истеннее беса, и доселе память держится по странам Российским, наипаче в навечерии, Рождества Иоанна Предтечи <…> чрезъ огнь прескачюще самых себе тому же бесу Купалу в жертву приносятъ <…> И егда нощь мимо ходитъ, тогда отходятъ к реце с великимъ кричаниемъ <…> умываются водой». Осуждение же самих купальских обрядов содержатся и в более ранних славянских рукописях: например, в «Синодике» болгарского царя Борила (XIII в.), в обличениях игумена Псковского Елеазаровского монастыря Памфила (1505 г.). В частности, игумен Памфил писал:
«Егда бо приидет праздник, во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в селах возбесятся, в бубны и сопели и гудением струнным, плесканием и плясанием; женам же и девкам и главами киванием, и устнами их неприязнен крик, вся скверные песни, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; ту есть мужем и отроком великое падение, мужеско, женско и девичье шептание, блудное им воззрение и женам мужатым осквернение, и девам растление».