Русская мода. Фейк! Фейк! Фейк!

А что если? Черт. Лучше даже не думать об этом… Федор Глухов трясет своей украшенной модным чубом головой, чтобы прогнать наваждение. А что если… остатки ЛСД в его организме… отправили его в прошлое? Черт. Черт. Черт… Туда, где ошалевшие от наркотиков музыканты громили гостиничные апартаменты? После того, что происходило с ним в последние дни, Федор Глухов может поверить во все, что угодно.

Он озирается вокруг. Повсюду летает пух от разорванных подушек. Как снег он покрывает собой предметы, лежит на заляпанных вином подоконниках, на постели, на стульях, на столе – пушинки трепещут и движутся от невидимых дуновений. Сами подушки – вернее то, что от них осталось, искромсанные серые куски материи – прибиты гвоздями к стене на манер картин в зале современных искусств. На них черным маркером нарисованы рожицы привидений, ругательства, и все это покрывает толстый слой помады разных цветов – от кроваво-алого до нежно-розового – десятки отпечатков женских губ.

Неожиданно Федора Глухова озаряет первая вспышка – обрывочное, смутное воспоминание. Он – зажав в руках гвозди, безумно хохоча – прибивает наволочку к стене. «Это будет получше, чем Баския, детка!», – кричит он, в то время, как рядом хихикает молодая, одетая в одни только трусики, девчонка. Упругая девчонкина грудь задорно колышется в такт ударам молотка по стене. При этом лицо девчонки Федору незнакомо.

Он пытается проследовать дальше в глубины собственной памяти и выудить оттуда что-нибудь еще – зацепку, которая помогла бы ему объяснить, где он, в каком времени он находится, и почему он оказался именно здесь.

Стучать в дверь неожиданно прекращают. Но это не потому, что люди за дверью отказались от намерений попасть внутрь, нет. Они затихли перед последним штурмом, понимает Федор, сейчас они притащат бревно или что-нибудь тяжелое, или на худой конец найдут запасные ключи от номера, и последнее отделяющее его от жестокого мира препятствие падет. В том, что мир будет жесток к нему, у Федора нет ни капли сомнений. Он ощущает зловещую энергию всеми фибрами своей измученной, страдающей похмельем души.

Некоторое время Федор сидит без движения, а потом пробует спустить с кровати ноги. В этот момент его сердце замирает.

Все дело в том, что ноги, достигнув пола, оказываются по щиколотку в воде. Ледяная, она заставляет Федора вскрикнуть и подобрать ноги обратно. Свесив голову, он видит, что внизу под кроватью образовалось настоящее озеро. В воде плавают скомканные 50-рублевые купюры, салфетки, обрывки глянцевых журналов и, наконец, мужские – но не принадлежащие Федору – носки.

Судя по звуку, вода прибывает из ванной. Массивная дверь ее, увенчанная золотой ручкой, открыта, и внутри шумит так, что, кажется, кран оставили работать на полную мощность. Этот звук, похожий на шум водопада, стимулирует вторую вспышку воспоминаний.

Федор видит людей – группу полуголых парней и девушек, пляшущих с бутылками шампанского в руках. Федор пляшет среди них, и подпевает, и скалится широкой пьяной ухмылкой. Свободная от шампанского рука размахивает, сжатая в кулак, в такт музыке… Что за мелодия это была? Игги Поп? Джеймс Пэнтс? Канье Вест? Скорее всего, последнее, потому что девочки прямо пищат от восторга. У них – косые челки, татуировки на запястьях в виде звездочек и маленьких надписей, и бусы – неимоверное количество бус позвякивает на их тоненьких шейках. «Сейчас чего покажу, вы обалдеете», – отхлебывая шампанское, Федор одновременно пытается стянуть с себя штаны и продемонстрировать всем татуировку на заднице. Попытка заканчивается провалом, потому что Федор не в том состоянии, чтобы делать несколько вещей одновременно. Поскальзываясь, разбрызгивая вокруг себя спиртное, он неловко валится на пол. «Кому-то пора охладиться! – радостно кричит один из парней, и девочки подхватывают хором. – И-е-е-е-е-е!». Федор пытается рассмотреть лицо парня, но оно словно бы скрыто в облаке тумана – память не желает воспроизводить его и показывает одним мутным пятном. «Вот так! – парень прыгает в ванную комнату и бьет ногой, обутой в тяжелый красный «Доктор Мартенс», по водопроводному крану. Кран покрыт хромировкой не хуже иного мотоцикла и выглядит не дешевле – он выдерживает первый удар, и тогда парень… да, кто же это такой, черт возьми?… начинает бить по нему снова и снова, сдирает хромировку, заставляет детали скрипеть и скукоживаться. В конце концов, из-под ботинка со звоном вылетает какая-то мелкая штуковина, и в следующий миг в потолок ванной комнаты ударяет искрящаяся водяная струя. Лежа на полу в коридоре, Федор Глухов счастливо смеется и пытается поймать долетающие брызги ртом…