Русская мышеловка

— Посмотрим, — оскалил желтые прокуренные зубы комиссар и сразу перестал походить на персонаж классического детектива. Стало понятно — дядька этот тертый, бывалый, жесткий и не склонный к излишним сантиментам. Было бы странно, если бы полицейский — пусть даже и швейцарский — оказался другим. Тот, кто ежедневно сталкивается с человеческой злобой, алчностью, агрессией и прочими малоаппетитными чертами, поневоле наденет на сердце броню, каким бы идеалистом он ни был в юности, выбирая профессию. Теперь Розенблюм нравился мне гораздо больше. Надеюсь, он быстро и по-деловому разрешит загадку убитого «афганца».

— Мне нужно осмотреть место происшествия, а затем отправить тело в город, где его осмотрят эксперты. Но сначала я бы хотел побеседовать с гостями отеля. Особенно меня интересуют те, кто присутствовал при находке тела. Кстати, кто именно его обнаружил?

Взгляды всех присутствующих, как опилки к магниту, притянулись к моей персоне. Глаза комиссара вспыхнули азартом ищейки. Ох, чувствую, изобразить простодушную невинность не получится. Этот Розенблюм, кажется, очень любит свою работу. Я, конечно, уважаю его как профессионал профессионала, но нервных клеток он мне попортит изрядно. Ничего, мы тоже не маргаритки на лугу.

— Могу я узнать ваше имя? — любезно осведомился толстяк.

— Евгения Охотникова. Из России, — вздохнула я, сразу расставляя точки над i. Однажды я — совершенно безвинно, кстати! — провела неделю в тюрьме города Франкфурта, потому что меня заподозрили в принадлежности к «русской мафии». Но Давида «русский след» ничуть не заинтересовал — комиссар приятно улыбнулся мне и сообщил:

— Тогда с вас и начнем.

Я тяжело вздохнула. Ладно, чем скорее с неприятными формальностями будет покончено, тем лучше для всех. У меня в голове уже сложилась сильно отредактированная версия того, что произошло в «Шварцберге» на самом деле, и я была готова изложить ее комиссару по первому требованию.

Розенблюм повернулся к хозяину и не столько спросил, сколько констатировал факт:

— Надеюсь, вы предоставите помещение, где никто нам не помешает?

Гримальди рассыпался в заверениях, что готов отдать свой кабинет, бильярдную и даже собственную спальню для нужд уважаемой полиции.

Давид Розенблюм важно кивнул и сказал, что на спальню не претендует, а вот бильярдная вполне подойдет. И добавил, что очень надеется — хозяин обеспечит конфиденциальность беседы. Альдо прижал руки к груди, взглянул на комиссара глазами преданного пуделя и заверил, что лично будет стоять на страже, следя за тем, чтобы нам никто не мешал.

Комиссар подхватил под мышку увесистый портфель и проследовал за хозяином. Мне ничего не оставалась, как отправиться за ними. Наша маленькая процессия совершила торжественное шествие через всю гостиницу, и наконец Гримальди распахнул перед нами двустворчатую дверь зала, где я еще не бывала. Бильярдная была тесноватой, но уютной. Вдобавок здесь можно было курить — стерильно чистые пепельницы, расставленные по углам, и слой копоти на потолке указывали на это. Альдо зажег под потолком лампы на стальном кронштейне, и стало видно, что за окном уже сумерки. Интересно, как это комиссар собирается выкапывать тело из-под снега, который с каждой минутой усиливается? Да еще в темноте.

Впрочем, это меня совершенно не касалось. У полиции свои проблемы, а у меня свои. И главная — как провести этого, судя по всему, неглупого швейцарского детектива, как заставить его поверить в мою полуправду?

Дело в том, что я совершенно не собиралась посвящать Давида Розенблюма в драматическую историю своих отношений с покойным. Незачем комиссару знать, что я обнаружила тело однорукого незнакомца не один раз, а целых два. Только представьте, как будет звучать мой рассказ! Да мне никто не поверит! Меня засмеет швейцарская полиция в полном составе! И я немедленно сделаюсь подозреваемым номер один!

Нет, решено — правды от меня вы не дождетесь, господин комиссар.

Между тем толстяк в твидовом костюме уселся в глубокое уютное кресло и указал мне на второе. Вздохнув, я присела — и тут же утонула в пухлых подушках. Осталось только подсоединить ко мне полиграф.

Давид пристроил портфель у подлокотника, поерзал, устраиваясь поудобнее, извлек из кармана пиджака старомодный диктофон. Добродушно улыбнулся мне и включил свою машинку. Глянул на часы и деловито произнес:

— Первое января, шестнадцать ноль восемь. Горнолыжный курорт «Шварцберг». Обнаружено тело неизвестного. Допрос свидетелей ведет комиссар Давид Розенблюм. Свидетель номер один — Евгения…

Комиссар вопросительно уставился на меня.

— Охотникова, — процедила я сквозь зубы. Конечно, приятно быть номером первым, но только не в списке подозреваемых в убийстве. Поэтому попробую-ка я чуть-чуть подкорректировать схему ведения допроса, которую, судя по всему, уже выбрал комиссар.

Я подалась вперед, с видом заговорщика уставилась в лицо толстяку и сообщила:

— Кстати, он вовсе не неизвестный! Вы знаете, он был одним из постояльцев нашего отеля.

В глазах толстяка вспыхнули золотистые искорки. Он тоже подался вперед и промурлыкал: