Русская мышеловка

— Вот как? Неужели? Вы совершенно в этом уверены?

— Думаете, я лгу? — я откинулась в кресле с видом оскорбленной невинности.

— Что вы, фрау Охотникова!

— Фройляйн, — потупила я глазки.

Прекрасно знаю, что слово «фройляйн» давно уже никто всерьез не употребляет. Разницу между незамужней девицей и замужней молодой женщиной может заметить только юрист. Так что слово «фрау» теперь годится и для тех, и для других. Но ведь я простодушная туристка из далекой заснеженной России. Так что не обессудьте, как говорится!

— Скажите, как его звали? Когда он въехал в отель? — Глаза у комиссара так и горели, толстяк выдвинул вперед руку с диктофоном.

Прямо-таки жаль было разочаровывать этого энтузиаста. Я похлопала ресницами, сделала вид, будто глубоко задумалась. Комиссар терпеливо ждал. Наконец я одарила комиссара беспомощной улыбкой и сообщила:

— Но я не знаю его имени! Я видела этого мужчину всего дважды. В первый раз это было в баре, в вечер моего приезда. Этот человек пытался приставать ко мне. Так неприятно… я была вынуждена уйти к себе в номер. Не выношу навязчивых мужчин.

— А второй? — хищно подался вперед Розенблюм.

Мое лицо выразило беспомощность.

— Второй… господин комиссар, второй раз я увидела его уже под снегом.

Толстяк откинулся в кресле и смерил меня оценивающим взглядом. Ох, главное — не переиграть. Надеюсь только на то, что в «Шварцберге» нет никого из моих знакомых. И комиссару не у кого узнать, так ли я глупа, как хочу представить.

При всей моей симпатии к швейцарской полиции я не собиралась рассказывать душке-комиссару не только о выпавшем из шкафа одноруком покойнике, но и о многом другом. К примеру, о найденном рюкзаке с вещами убитого. О его паспорте на имя Карима Парвиза Шада. О татуировках и шрамах на теле. О странном поведении хозяина. О неправдоподобно большом количестве русских гостей в этом маленьком, затерянном в горах отеле.

Если господин Розенблюм не дурак, он сам выяснит эти обстоятельства. Но я не буду иметь к этому отношения. Вспомните-ка, чей нож послужил орудием убийства? То-то же! Идиллическая картина горного курорта — ложь. В «Шварцберге» творятся темные дела. И кто-то хотел повесить на меня убийство!

Спросите, почему я не поступила единственно возможным способом — почему не собрала рюкзак и не уехала подальше от этого места? Думаю, я бы сама не смогла ответить на этот вопрос в двух словах. Причин было несколько. Во-первых, я не могу допустить, чтобы кто-то принес меня, Евгению Охотникову, в жертву собственным темным планам. Во-вторых, мне искренне жаль убитого. Может быть, по моей реакции этого не понять, но это так. Не знаю, что привело Сашу в «Шварцберг», понятия не имею, какими сомнительными делами он занимался. Главное то, что этот человек когда-то был солдатом, защищал если не свою страну, то ее интересы. Я ведь тоже служила своей родине — как умела. Так что убитый в некотором смысле мне брат. И в-третьих, мне было любопытно. Да, знаю, не самая разумная мысль. Но ведь это правда — я же видела, что в «Шварцберге» что-то затевается. И мне хотелось узнать, что именно.

С тех пор как я работаю телохранителем, я постоянно имею дело с чужими тайнами. С загадками прошлого, скелетами в шкафах и тому подобными вещами. Если комиссар Розенблюм распутает здешний клубок — что ж, честь ему и хвала. Мешать я ему не собираюсь. Но и помогать не стану: ведь помочь — значит рассказать правду, что означает — подставить себя.

А если комиссара постигнет неудача… на этот счет я слегка подстраховалась.

Не зря я заходила в свою комнату. Вообще-то я удалилась туда под предлогом, что мне нужно переодеться. Это было правдой — не могу же я находиться в помещении в лыжном комбинезоне! Но заодно я прихватила кое-что из своего снаряжения. Комиссар не подозревал, что в обивке кресла, на котором я сижу, вот уже целых пять минут торчит тоненькая булавка. Ее головка представляла собой высокочувствительный микрофон, а сигнал я могла принимать на свой мобильный. В свое время, эта штучка мне очень пригодилась.

В моем снаряжении — тетушка Мила называет его «джеймсбондовским» и предпочитает до него не дотрагиваться — много полезных штучек вроде этой булавки. Джеймсу Бонду хорошо — ему в МИ-6 все стреляющие ручки и дымящие запонки выдают бесплатно, не говоря уж про автомобили, которые агент 007 может разбивать в свое удовольствие. А вот я за полезные приспособления плачу немаленькие деньги одному умельцу у нас в Тарасове. Он такой же страстный любитель шпионских примочек, как и я. Он уже в преклонных годах, но голова у него ясная. А больше я вам ничего не скажу, а не то вы сможете его вычислить. И тогда у моего мастера будут неприятности — пользоваться таким оборудованием не имеют права даже частные детективы, что уж говорить о прочих.

Когда я собиралась в «Шварцберг», я выложила почти все снаряжение из сумки. Ведь я ехала отдыхать. Булавка-микрофон занимала так мало места, что я просто не обратила на нее внимания. Наверное, где-то в глубине души предчувствовала, что спокойным, мирным и размеренным мой отдых не станет.