Русская мышеловка

— У нас нет времени с ним возиться, — жестко проговорил толстяк. — В любой момент он мог бы освободиться, выйти из-под контроля и выстрелить вам в спину. У нас недостаточно сил, чтобы оставлять за собой такую бомбу замедленного действия. Нас ведь всего двое, Евгения. И времени не так уж много осталось.

Я внимательно взглянула на комиссара:

— Это что-то личное, да?

Розенблюм кивнул.

— Да. Очень личное.

— Хорошо, — решительно сказала я. — У меня есть еще одно дело, потом мы пойдем спасать заложников, после чего Доплера можно будет брать голыми руками. Это сомнительное удовольствие я предоставлю вам. Только ничего не предпринимайте у меня за спиной, ладно?

Мы скрепили договор рукопожатием. Рука у толстяка была ледяная и слегка дрожала — видимо, нервное напряжение достигло предела. Я мельком взглянула на себя в разбитое зеркало ванной. Ну и чудовище! На голове у меня была сбившаяся, потемневшая от пыли и пропитанная кровью повязка, а помимо термобелья из одежды на мне только куртка, носки и ботинки, снятые с убитой. Если бы я саму себя повстречала в коридоре отеля, то с визгом кинулась бы прочь.

Я объяснила Давиду, что именно собираюсь сделать. Толстяк задумался и некоторое время молчал, кусая губы. Я не теряла даром драгоценных минут — разулась, обвязалась вокруг пояса шнуром, который был больше не нужен Хромому, и засунула за пазуху ракетницу из запасов господина Гримальди. Наконец толстяк подал голос — посоветовал мне быть осторожной. Мне показалось, что Розенблюм был бы не прочь отговорить меня от задуманного, но не рискнул.

Я распахнула окно номера. Снаружи сразу же дохнуло злым морозом. Над «Шварцбергом» стояла ночь, но далеко за седловиной горы, там, где был перевал, уже занималось легкое свечение. Это означало, что через полтора-два часа наступит рассвет и, если план Доплера сработает, мы все умрем. А если получится по-моему… Ладно, не люблю загадывать.

Я вылезла в окно, встала на подоконник и смерила взглядом стену. «Шварцберг» был выстроен из мореной сосны. Шероховатые бревна могли служить опорой для рук и ног, вдобавок в стену кое-где были вбиты кованые толстые крюки, что делало подъем совсем уж детской забавой. Я прикинула расстояние и направление и проворно начала подниматься.

Мой путь лежал мимо окон номеров третьего этажа. Мне нужно пробраться так, чтобы меня не увидели из номеров. Ага, вот и окна Кабановых! Я подтянулась на руках и повисла чуть выше и правее окна. Форточка была открыта, и изнутри доносился веселый, жизнерадостный смех. Пораженная, я изогнулась, повисла на одной руке и заглянула в окно.

Мне был виден только тот фрагмент комнаты, что ближе к окошку. На полу расстелен ковер с национальным орнаментом, как и во всех номерах «Шварцберга». Очевидно, покои Кабановых были класса люкс, потому что ковер вдвое шире и толще, чем у меня в комнате. На ковре лежали на животах маленький Ваня Кабанов и его учитель музыки. Сергей Дубровский хохотал, а мальчик катал взад-вперед красную пожарную машину. Надо же, а я совершенно забыла о существовании этого человека! Оказывается, учитель жив, здоров и даже играет с маленьким Иваном. Что ж, надо же кому-то заниматься ребенком…

Неожиданно мальчик поднял глаза и уставился прямо на меня. Я замерла. Но малыш, похожий на пастушка со старинной картины, не подавал виду, что заметил чужую тетю жуткой наружности, висящую на металлическом крюке за окном его спаленки. Я подняла свободную руку и приложила палец к губам. Малыш не сделал ни единого движения, которое могло бы выдать меня, он опустил свои чудесные ресницы и с удвоенной энергией принялся катать автомобильчик.

Я поспешно подтянулась и убралась оттуда. Вылезла на крышу и остановилась, балансируя. Крыша «Шварцберга» была предназначена для чего угодно, только не для удобства альпиниста. Главной ее задачей было, чтобы снег не задерживался на металлической поверхности. Ботинок на мне не было — влезть в них по стене невозможно, так что ледяной металл обжигал ноги. Я опустилась на колени и завязала скользящую петлю на другом конце привязанного к поясу шнура. Встала, примерилась и попыталась накинуть петлю на торчащий штырь антенны. С четвертой попытки мне это удалось, и я перестала опасаться, что поскользнусь и полечу с крыши в неласковый снег.