Русская нарезка

Елисей трахался при мне а я развернув кресло к окну и воткнув наушники музыку пил девятку и честно мыслями был далеко, не с ними. Думаю о первых двух сезонах в Мо­скве всё чаще кажется ищу не поворотную точку но выход, именно выход. Чуть не кусал пальцы смешно тогда ему на­писал письмо нарисовал шприцами с тремя красками на двух кусках картона картины абстрактного экспрессионизма не зная ничего привинтил шурупами к стене считал эти скрипы, стоны — поражением. Смелость и чистота не от отчаяния? Есть ли

Тишина сверху решили поспать отдохнуть чем ты можешь теперь понять от холодного ума послушай это дешёвка служебная искра

Беру Андрея, сына Витали, на руки — долго смотрит мне в глаза успокаивается затихает чуть испуган и мы с ним долго говорим без слов. Ему нет ещё года...

Снег падает и ты спиной чёрная рамка запах шпрот и холод

подростку светошумовой гранатой руку на евромайдане в толпе разбило и разорвало и оторвало стянули маску блед­ный не хочет поверить и больно растерян история что если смерть огонь — тридцать четыре действующих лица — пес-

ня портит уход после бритья мягкий молчание власть потери самолюбие — рана и разменивался в этой комнате тесно грязно холодно набираясь в эти часы минуты сил для через месяц, меньше, будет три года, как в этой общаге Марина говорит её самка попугая может истощиться если станет чересчур из себя часто выкатывать яйцо

Сначала Вика, Валя и Люся из пятьдесят третьей, потом год урывками теперь снова она, четырнадцатая комната в че­тырнадцатом году. Первый раз опустился до чтобы написать такое вслух. Ничего не чувствую. Это ненадолго. Но могу и разделить. А Гарик умер знаешь и Кристина умерла кстати верю в воскресение мёртвых только некому

может быть незачем: похоронили, приняли скорбный факт и швыряли землю горстями.

Представляю лежу в яме на спине снизу чувствую как близкие по краю ямы неловко швыряют в лицо горстями пе­сок и землю — самые близкие — вот отец с убитым лицом и не выходя из роли земля летит как пародийно утрированный звездопад в рыло

друзья тоже по очереди швыряют землю зачем и кому воскрешать

Кристина. Ты её помнишь правда помнишь она не счита­лась красивой почему же красивая не было наглости напоказ или было что-то ещё. Толкали не веря что последний широ­кий шаг презирая нас может сделать и сама. искренность её смерти меня поражает

а мы ни о чём не жалеем во всяком случае чувствую что не хотел бы переиграть

по словам Абрамса, осталось завершить давно уже старто­вавший кастинг, после чего можно будет приступать к про­изводственному процессу. Олег на вахте несколько часов просидел в компании незнакомого, вижу впервые, парня, мальчика почти, с пушком на лице, они заварили «Роллтон» и натопили до запаха старого бомжа. Бах, Айвз, Вила-Лобос,

Свиридов — смотрю на твоё имя на столе недавно вырезал по пьяни.

Ходил на кухню жрать готовить мимо комнаты соседа сбоку слушал стоны всё более громкие зашёл дверь он не запирает. Накрылся одеялом без пододеяльника (как и у ме­ня), с головой, поджал ноги в носках, лицом в угол, весь во­гнутый, лежал на койке без постельного белья — стол с быч­ками, литровой бутылкой хорошей водки. Тут бы и уйти но разбудил его, нет ему не плохо просто наебошился вчера хо­тя согласен что и так бывает когда умираешь и стонешь а мимо комнаты по коридору ходят и не заглянет. Вызов и ёр- ничество в речи, жестах, мимике, а глаза трезвые, умные, спокойные и цепкие. Хочет — это тренд — казаться глупее, чем есть. Лицо будто топором, распадается на углы, косые сечения, составное жёсткое большое и в нём — маленькие острые глаза — в глубине. Говорил и следил за моей реакци­ей на каждое своё слово. Обстановка комнаты говорит он тоже выбирает терпеть нищету и пиздец, не приспосабли­ваться к ним

в поддержку телеканала Дождь

Наташа попросила петицию подписать и подписал. Тени отрывков Айвза постоянно возникают в голове. Прекрасная музыка — ни одной лишней среди множества нот и чистого сердца музыка, с чистого листа совершенное строение — и свобода — из первых рук — знакомая и ясная хотя ковыря­юсь как в проволоке в ремнях бессильно без ритма но вды­хаю, как воздух первого на свободе дня, слушаю, как дождь

ФСБшники под видом террористов ухрюгло ворвались в филармонию и очередью холостыми поверх мудрых голов повергли в ужас артистический персонал автоматы покаяв­шегося за полгода до смерти Калашникова громко плевались ничем

отдыхали у стенки мимо шёл артист и пнул его прощай оружие банку накрыл