Русская нация

Достоевский справедливо полагал, что распространение грамотности будет способствовать преодолению не только культурного раскола между верхами и низами, но и раскола социального, ибо «грамотность… у нас… есть привилегия»; «настоящее высшее сословие теперь у нас – сословие образованное». Но и собственно социально-эмансипационные реформы он также считал крайне важными: нужно «облегчить общественное положение нашего мужика уничтожением сословных перегородок, которые заграждают для него доступ во многие места». Только при этих условиях возможно подлинное национальное единство: «Тогда только выработается именно тот общественный быт наш, такой именно, какой нужен нам, когда высшие классы будут опираться не на одних только самих себя, а и на народ; тогда только может прекратиться эта поразительная чахлость и безжизненность нашей общественной жизни. И вот когда у нас будет не на словах только, а на деле один народ, когда мы скажем о себе заодно с народной массой – мы, тогда прогресс наш не будет идти таким медленным прерывистым шагом, каким он идет теперь».

Из других представителей пореформенного национализма следует также упомянуть оригинального мыслителя, издателя газеты «Современные известия» (1867–1887) Н. П. Гилярова-Платонова, близкого к славянофилам, но в то же время расходившегося с ними в славянском вопросе: «…для русского человека принадлежность к славянской семье имеет слишком второстепенное значение. Фактически такой семьи не существует: она значится только в науке. История разлучила эти племена, и они чужие духовно… Русский человек сознает себя русским и православным, допускает этнографическое родство свое с прочими славянами, но своего русского происхождения не подчиняет славянскому… Русский человек должен признать политическую выгоду внешнего союза со своими соплеменниками на западе и на юге. Но ничуть не обязан подчинять бытие свое интересам славянства как такового».

Напротив, не просто ярым приверженцем панславизма, но и создателем теории об особом Славянском культурно-историческом типе во главе с Россией был автор знаменитой книги «Россия и Европа» (1869) Н. Я. Данилевский, где он рассуждает как заправский европейский националист (вместо слово «нация» используя слово «национальность») и восхищается самим «принципом национальности» (каждой отдельной «исторической» национальности – отдельное государство), введенным в политику Наполеоном III: «Как бы ни были эгоистичны, неискренни, недальновидны и, пожалуй, мелочны расчеты, которыми руководствовался повелитель Франции, провозглашая национальность высшим политическим принципом, он заслуживает полной благодарности уже за одно это провозглашение, выведшее это начало из-под спуда (где его смешивали с разными подпольными революционными махинациями) на свет Божий».

Впервые явилось русское общественное мнение

Своеобразным испытанием на прочность пореформенного национализма стало польское Январское восстание 1863 г. Русское общество, которое в период Великих реформ впервые после «дней Александровых прекрасного начала» почувствовало себя самостоятельной социально-политической силой, откликнулось на него чрезвычайно живо и патриотично. Государственные проблемы снова стали осознаваться обществом как свои, тогда как, скажем, общественная реакция на польское же Ноябрьское восстание 1830 г. при жестком николаевском диктате была куда менее единодушна. Характерно, что политическая «великодержавная» лирика Пушкина начала 1830-х гг. (в том числе и знаменитое «Клеветникам России») воспринималась весьма неоднозначно даже в его ближайшем окружении (Вяземский, например, резко осуждал ее). В дневнике А. В. Никитенко за 1830–1831 гг. вообще нет упоминания о польском мятеже, зато обличаются «унылый дух притеснения», свирепства цензуры, отсутствие законности и т. д.; меж тем как в записях 1863–1864 гг. польская тема едва ли не основная, и преобладающая тональность ее подачи, говоря словами П. Б. Струве, «патриотическая тревога»: «Здесь дело идет о том, чтобы быть или не быть». «…Мерещится всем раздробление и попирание государства. Или я жестоко ошибаюсь – или это настоящая историческая минута в нашей жизни» (П. В. Анненков – И. С. Тургеневу).