Русская нация

Екатеринбургский общественный активист Сергей Ивин пару лет назад прислал мне крайне интересное письмо, в котором, в частности, вспомнил о том, как в 1986 г. по просьбе заболевшего комсорга своего класса он в течение месяца ездил в районный комсомольский штаб на курсы комсоргов: «Курсы вела инструктор райкома ВЛКСМ, профессиональный педагог. Те несколько занятий, которые я посетил, были посвящены формированию управляемого коллектива. На первом же занятии были разобраны основные формы коллектива: „песок“, „глина“, „камень“, переходные и смешанные формы. Было сказано, что перед тем, как формировать управляемый коллектив, нужно разрушить все спаянные коллективы (имеющие форму крепких „камней“), из которых формируется управляемый коллектив, до уровня „песка“ (можно оставить крепкие „камни“, чья масса составляет незначительную часть от общей массы коллектива). Далее, из этого „песка“ с помощью активной идеологической обработки можно замесить „глину“, после чего в этот „замес“ можно допустить мелкие „камни“, которые не удалось раздробить до уровня „песка“. Далее из этой массы формируется управляемый коллектив нужной формы, который в результате „закалки“, получаемой в ходе совместной работы под руководством своего руководителя, постепенно превращается в камень, обладающий заранее заданными руководителем свойствами. Я посетил несколько занятий: были лекции и практикумы. Я лекции законспектировал и передал своему комсоргу, перед этим показав их своему приятелю, который в пионерские годы был членом „совета дружины“ и летом был в спецлагере „Океан“. Он сказал, что им, „лидерам пионерии“, в „Океане“ читали аналогичные лекции, и они проходили аналогичные практикумы. Кстати, комсорг моего класса после школы служил в ФСБ и вышел на пенсию, имея звание подполковник».

Читатель, надеюсь, помнит сетования Р. А. Фадеева 70-х годов XIX столетия об отсутствии «связного русского общества», приведенные в четвертой главе. Конечно же инструктор райкома ВЛКСМ и те «товарищи», которые ее образовывали, Фадеева не читали, но какое поразительное совпадение в терминологии: «песок», «камень»!.. И главное – какая продуманная стратегия разрушения любых естественных низовых общностей буквально на клеточном уровне. А ведь это 1986 год, система была по сравнению со сталинским периодом дряхлой и беззубой, начиналась перестройка… И особенно замечательно, что комсорг затем сделал карьеру в ФСБ, в недрах предшественницы которой, собственно, данная методика и была, скорее всего, придумана. При таких изощренных приемах «работы с населением» удивительно ли, что та атомизация русского социума, которую произвели большевики, и не снилась старорежимной России? Как проницательно заметил в дневнике 1938 г. Пришвин: «…в условиях высших форм коммунизма люди русские воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не бывало».

Ненародная власть

Подобное беспрецедентное – даже для русской истории – давление на общество объясняется прежде всего тем, что «советская» власть не была народной, популярной властью. История СССР как минимум до 1941 г. – это в том числе и история противостояния коммунистического режима и русского большинства, которое этот режим своим не считало и потому воспринималось руководством компартии как «единая реакционная масса», в борьбе с которой все средства хороши. «Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно или даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надежные) дорисовывают эту картину», – писала в 1920 г. З. Н. Гиппиус. Можно, конечно, не доверять свидетельству ярой противницы «красной тирании», но ведь и сам Ленин «отмечал, что большевики подобны меньшинству оккупантов в завоеванной стране и соответственно ведут себя» (А. Грациози). Пришвин зафиксировал в дневнике 1920 г. характерный разговор с Л. Б. Каменевым: «…говорил ему о [большевистском] „свинстве“, а он в каких-то забытых мной выражениях вывел так, что они-то (властители) не хотят свинства и вовсе они не свиньи, а материал свинский (русский народ), что с этим народом ничего не поделаешь». Очевидно, этот разговор произвел сильное впечатление на писателя, ибо он вернулся к нему в дневнике в следующем году, увидев в тезисе своего собеседника отрицание всего прежнего интеллигентского дискурса о «народе»: «Каменев мне сказал, что декреты хороши, а народ плох. Раньше мы говорили, что хорош народ, дурно правительство, теперь хорошо правительство, дурен народ».