Читаем Русская национальная мысль. Том 5 полностью

7.Понятно, что люди как бы делятся на две части. На тех, кто приобщается к Божественному стихийно и опосредовано в трудах и заботах ухаживая за скотиной, выращивая хлеб или работают на производствах. И на тех, кто общается в молитве с Богом напрямую, без каких-либо проводников и посредников. Хотя для успеха в делах нельзя разделять одно с другим. Также как нельзя разделять дыхание человека с пищеварением (так не бывает, что одни занимаются только дыханием, а другие только приёмом пищи), ведь это погибель. Нудный тяжёлый, ежедневный труд крестьянина Средневековья был когерентным с исихазмом. То есть это не думки о каких-то проблемах или о делах насущных86, это тоже работа только умственная для прямого приобщения к Божественному, к Его Энергиям. Надо сказать, что нет особой важности каков образ жизни или жизненная ситуация, важно единство. В святом Евангелии это хорошо показано, где Христос и в полном одиночестве, и распинаемый на Кресте творит одно и то же делание: обращается к Отцу Своему. Ему, прежде всего, нужно единство через общение с Ним. И надо сказать об этом известно издревле, только с возрастом, когда физические силы уже на исходе и духовное начинает наоборот доминировать, а актуальность приобщения к Божественному остаётся в той же степени значимости, как в первые моменты жизни. Меняется лишь форма этого священного делания – оно обрастает множественными формулировками. Для единства с Богом нужно уничижение всех движений плоти, точнее её похоти. В молодости это труд, тяжёлые нагрузки. Под старость сие становится изнурительными постами и может быть физическими недугами. Результат тот же. Только, надо дополнить, что под старость человек обретает опыт успешной духовной брани, полученные за многие годы, он лучше разбирается в происходящем в его душе и в сознании. Он начинает лучше познавать мир, познав себя, а потому больше видит. Но в данном случае, нам важно знать о самом священном действии в Храме Божьем. Так как мы сами по себе, как родители, становимся посредниками между ребёнком и Богом, то ребёнок «поедая» нас причащается к Божественному, приобщаясь к нашему пути, к нашей степени приобщения к Божественному, к нашему предопределению, которому мы следуем или хотим следовать. То есть речь идёт о настоящем источнике жизни для будущего ребёнка. Это первое. Второе, Божественное не в Божественной Субординации становится злом. Также как дьявол, хотя и создан Творцом, но добрым не является, так как нарушена им естественная ориентация приоритетов (беспорядок в вашей комнате – это зло, но сами вещи злом не являются). То есть важно, чтобы был отслежен Божественный порядок вещей98. Интересно, что это только начало повествования о том, что такое Литургия в Храме Божьем, а как уже много нам открылось.

8. И так, мы зачинаем ребёнка. Это будущий человек, это целая жизнь, это целый мир, которому надо дать Божественное Предопределение. Как тут можно относиться к этому халатно? Ведь уже тут начинается преступление против себя самих и людей. Начнём с того, что семя у мужа созревает до необходимой кондиции около трёх месяцев. За это время много постов, он ход и просто моментов, когда человек прикладывается к иконе со святыми мощами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза