Русская община и коммунизм

Это 'несовпадение' очень ясно проявилось в Социал-демократической партии Германии. Эти замечания очень интересны в отношении России. С конца последнего века, вслед за поражением «Земли и Воли» и «Народной воли» и снижением количества крестьянских бунтов, при определённом росте рабочего движения, старая перспектива скачка через КСП казалась абсолютно невозможной. Как мог действовать пролетариат, как он мог присоединиться к революционному движению в России и Европе? Здесь мы должны добавить к анализу Корша концепцию представительства и сказать, что, благодаря Марксу, пролетариат мог получить конкретное представительство в общем производственном процессе. В марксизме он обрёл самовосхваление и оправдание для своих посреднических действий. Иными словами, теория, выражающая движение рабочего класса во время его атаки на капитал, превратилась в идеологию. Работа Маркса стала марксизмом после уничтожения народнических течений. Это также полностью касается Запада. Контрреволюционный период и развитие КСП (при отсутствии катастрофического кризиса) ставит под вопрос ценность действий пролетариата и его интегрированность в КСП. Как пролетариат может представлять своё развитие внутри общества и одновременно (в начале, до своей интеграции в общество) продолжать бороться за свою конечную цель? На деле, пролетариат быстро растворился в посредническом движении, которое должно было помочь ему прийти к коммунизму: в развитии производительных сил, а, следовательно, капитала. Комментарий Плеханова в его эссе «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» весьма ясно объясняет одновременные преобразования в России и на Западе и их взаимодействие:

«Здесь мне на ум приходит деятельность социал-демократов. Они сделали вклад в прогресс капитализма, подавляющего устаревшие производительные формы, такие как сельское хозяйство. Бебель очень хорошо резюмировал отношение западной социал-демократии к капитализму на съезде в Бреслау в 1895 г. 'Я всегда задаюсь вопросом, в отношении любых мер, не вредят ли они прогрессу капитализма. Если да, то я против них'».

Коммунизм как движение и теория требовал уничтожения пролетариата. Теперь, в контрреволюционный период, пролетариат пришёл к численному и организационному росту и смог сопротивляться. Однако это не обязательно было дурным знаком и могло, на определённый период, позволить ожидать и даже ускорять движение возвращения к революции, до такой степени, что окончательная цель максимальной программы не была уже скрытой. Но это явно стало основой начала оправдания интеграции пролетариата в капиталистическое общество. Такая интеграция была возможной только в период формального господства капитала над обществом, в то время как пролетариат был всё ещё поглощён производительным процессом, он всё ещё имел отдушину в свободном времени после работы.

Теория – это движение. От движения отделяется идеология, которая становится самостоятельной и обладает собственным движением в сфере представительства. Вслед за своим отделением от бытия (пролетариат), она становится вещью (овеществление теории), которую можно передавать. Импорт марксизма в пролетариат стал ответом Ленине в «Что делать»?

Ещё одним компонентом идеологизирования является приятие науки, позитивизм и импорт классического буржуазного материализма, который оказал значительное влияние на Ленина, как это продемонстрировал Корш. Но Запад также не обошла эта болезнь, и произошло взаимное заражение. Каутский в «Этике и материалистическом понимании истории» (1906) превратил марксизм в социал-дарвинизм. Также критика Ленина, например, Паннекуком, развивала явно неопозитивистскую, а не коммунистическую позицию, последовательно соответствующую Марксу. Следует отметить важную роль, которую Маркс придавал науке, как идеологии, а не как производительной силе. Позитивизм особенно очевиден в т.н. развивающихся странах. Бразилия была буквально одержима им в начале века. Культ науки и прогресса смог заменить собой старые религиозные концепции, которые были настоящим тормозом для развития капитализма.