Русская община и коммунизм

" У нас дело сложилось так, что земля вместе с земледельцами была закрепощена государством, и на основании этого закрепощения развился русский деспотизм. Чтобы разбить деспотизм, необходимо устранить его экономическую основу. Поэтому я против национализации теперь ". (там же, т.16)

Другой социал-демократ сделал следующее замечание:

"Если бы революция… привела к попытке национализировать крестьянские надельные земли или национализировать конфискованные помещичьи земли, как предлагает т. Ленин, то такая мера повела бы к контрреволюционному движению не только на окраинах, но и в центре. Мы имели бы не одну Вандею, а всеобщее восстание крестьянства против попытки вмешательства государства в распоряжение собственными (курсив Джона) крестьянскими надельными землями, против попытки их национализировать". (там же)

Меньшевики приняли искусственное решение и чтобы доказать его эффективность против самодержавия, она приводили примеры автономистских движений армян, казаков и т.д. Аграрная община обладала всё ещё сильным присутствием в начале двадцатого века, в первую очередь в этом последнем случае. Реальным было решение Маркса и народников: дать землю общинам и преобразовать государство, чтобы оно стало их союзником. Отсюда государство уже не могло возвышаться над общиной как деспот, но становилось связью между городом и деревней (напр. для поставок сельскохозяйственного оборудования) и защитником против кулаков, с тем, чтобы вернуть их в общины, а не уничтожить их. Так должно было реализоваться государство-коммуна.

Подобная мера не означала передачу земли одному классу производителей, потому что как сказал Маркс в «Национализации земли», это не позволило бы нам продвинуться к коммунизму.

Земельная собственность может принадлежать только виду. Это означало бы оживление общин, вовлечение технического прогресса и избежание развития капитала. Это означало бы, вкратце, применение фундаментального пункта тогдашней коммунистической программы: упразднение разделения и противостояния между городом и деревней. Капитал добился этого своим путём и к своей выгоде. Отношения между человеком и природой стоят иначе.

В отсутствие этой перспективы, Ленин мог дать лишь следующую гарантию против реставрации в России:

" Мы не в состоянии по своему желанию вызвать социалистический переворот на Западе, – эту единственную абсолютную гарантию от реставрации в России ". (там же)

Он был прав, но он сместил проблему. Он не видел, что опасность реставрации заключалась не в возвращении к иному виду производства (реставрация во Франции не восстановила феодализм, монархия была буржуазной, она должна была стоять во главе общества, становясь буржуазной сама, она могла лишь сдерживать движение), но в утверждении предыдущей формы политического господства, которую следовало подавить. Надо было понять развитие капитала, как материальной общности, достигнутой на Западе на основе обобществления производства и людей. Этого не могло произойти в России, потому что капитал был недостаточно развит для приручения человека, для навязывания ему жизни капитала, количественного времени, времени капитала. Здесь была реальная деспотическая власть, правившая всеми аспектами жизни, а отсюда реставрация деспотизма. Поэтому в том, что Сталина называют Красным Царём присутствует большая доля правды. Этот деспотизм мог быть не обскурантистским, а просветительским, и здесь мы опять обнаруживаем важность марксизма. Вмешательство государства подразумевает определённую волю, определённую сознательность. Исторический материализм подходит для этих целей, объясняя фундаментальные механизмы способа производства различными представлениями для различных классов или элементов, вмешивающихся в процесс. Поскольку государству пришлось развивать КСП, с перспективой уменьшения продолжительности существования капитала, что означало, что социальное целое было неспособно породить или преодолеть его. Таким образом, не общество порождало собственное адекватное представление и сознательность во время своего движения. Ему надо было дать сознание чего-то, что оно должно было сделать. Эта обязанность была ещё более ограничительной, поскольку между менталитетом мужика и целями развития капитала существовала пропасть. Не случайно Ленин говорил, что нужно было учиться работать!