В Советском Союзе с конца 1960-х годов с растущим недовольством следили за столь успешными попытками зарубежной публицистики сделать из Власова «национального героя», своего рода передового борца «за идею, за освобождение русского народа». В этой связи настойчиво указывалось на книги Штрик-Штрикфельдта и Стеенберга о Власове, переведенные на несколько языков, а также на публикации «Архива Освободительного Движения Народов России» в Нью-Йорке и на издания Колумбийского университета в Вашингтоне [809]. В этой критической ситуации, когда преодоление власовской проблемы в Советском Союзе не приносило удовлетворительных результатов, появился ко всему прочему еще и «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, этот «циничный антисоветский продукт», который тотчас привлек к себе интерес мировой общественности и не остался неизвестным и в советской сфере влияния. Из-за того что Солженицын в убедительной художественной форме популяризировал тему Русского освободительного движения, хотя к моменту написания своего труда еще не обладал адекватными знаниями его политической программы и был настроен к нему весьма скептически, власовская проблема угрожала в какой-то мере выйти из-под контроля. Можно ли было, например, смириться с тем, что он обратил внимание на «необычное явление мировой истории», когда «несколько сот тысяч (в действительности – около миллиона) молодых мужчин в возрасте от 20 до 30 лет в союзе со злейшим врагом подняли оружие против своей родины» [810]?
В Солженицыне Власов неожиданно нашел мощного словесного адвоката, и теперь пришлось полемизировать еще и с этим защитником. Так, уже вышедшие в 1973 г. воспоминания маршала Василевского содержали резкие нападки на Солженицына, обвиняя его за описание гибели 2-й ударной армии в «лживых и безответственных» утверждениях, в «лжи и клевете на Советский Союз» [811]. Для начальника Института военной истории Министерства обороны СССР, члена-корреспондента Академии наук СССР, генерал-лейтенанта Жилина это послужило поводом для разнузданной полемики с Солженицыным. Жилин, выпустивший в свое время ряд работ, посвященных Кутузову и Отечественной войне 1812 г. [812], опубликовал 29 января 1974 г. в «Известиях» статью на целую страницу под названием «Как А. Солженицын воспел предательство власовцев», в которой попытался, так сказать, уничтожить ненавистного автора с позиций военной истории. [813] Речь теперь шла уже не только о самом Власове – статья Жилина должна была послужить тому, чтобы потрясти достоверность всей книги Солженицына с помощью своего описания Власова и «власовцев». Однако, чтобы убедить общественность в моральной и профессиональной неполноценности Власова и оспорить существование военно-политической организации сопротивления советской власти под его руководством, ведущий историк Советской армии использовал странные методы. Что, спрашивается, побудило его, скажем, заявлять, будто и в зарубежной литературе «давно и непреложно» утвердилась негативная оценка Власова, если даже сам маршал Василевский говорил лишь о так называемой «прогрессивной» зарубежной литературе? Почему он берется отрицать военные дарования Власова, если уже тот факт, что Ставка всякий раз назначала его на угрожаемые участки фронта – в Киеве, под Москвой и на Волхове, доказывает противоположное и сам маршал Мерецков косвенно признает «профессиональные способности» своего бывшего заместителя на посту командующего Волховским фронтом [814]? И что, наконец, дает ему основание представлять Власова как «простую марионетку Гитлера и гитлеровцев, их преданного холопа» и утверждать, будто тот, как агент немецкой разведки, не вел политическую и военную освободительную борьбу, а активно занимался шпионажем и диверсиями против Советского Союза, своей Родины? Рассуждения Жилина, готового подвергнуть Солженицына «презрению всех честных людей» уже за его изображение Власова, могут лишь, если привести их к общему знаменателю, представить в невыгодном свете самого шефа Института военной истории советских Вооруженных сил и поставить под вопрос доверие к нему как ученому.