«Русская освободительная армия» против Сталина

Да и реакция русского дивизионного командования была не столь резкой, как это пытаются утверждать послевоенные сообщения. Генерал-майор Буняченко, который по понятным причинам был уже мало склонен к участию в боях на Восточном фронте, но все же выразил готовность выполнить боевое задание, поскольку его утвердил главнокомандующий. Власов, как и четыре недели назад, 8 апреля 1945 г. еще раз посетивший дивизию, несомненно, испытывал определенную раздвоенность. Ведь, с одной стороны, он мог ожидать, что если пойти навстречу немецким пожеланиям в вопросе фронтового использования, то это поможет и ускорит создание других дивизий и прочих войсковых частей РОА. С другой стороны, нужно было по возможности избежать угрозы этой единственной крупной боеспособной части. При этих обстоятельствах Власов мог согласиться на использование 1-й дивизии на фронте лишь при наличии гарантии, что это в как можно более щадящих условиях и с небольшими потерями приведет к быстрому успеху [397]. Это было тем более актуально, что на последнем заседании КОНР 28 марта 1945 г. в Карлсбаде было решено стянуть все части Русской освободительной армии в одном месте на австрийско-богемской территории. И 15-й казачий кавалерийский корпус высказался недавно за присоединение к Освободительному движению и направил к Власову в качестве своего представителя генерал-майора Кононова. После обстоятельных совещаний с командующим группой армий генерал-полковником Хейнрици [398] в его ставке Биркенхайн под Пренцлау и с командующим 9-й армией генералом пехоты Буссе в армейской ставке Заров у озера Шармютцельзе, Власов, в конечном итоге, отбросил все сомнения и санкционировал наступательную операцию, хотя и не с легким сердцем. Он лично приказал генералу Буняченко последовать теперь указаниям командующего 9-й армией [399]. Перед полковыми командирами 1-й дивизии он обосновал свое решение политическими соображениями. В этой связи еще раз проявилась и вера в силу воздействия Освободительной армии, т. к. он, как сообщается, сказал: «Война на Востоке будет выиграна, если 1-й русской дивизии удастся отбросить Советы хотя бы на 5 километров» [400]. Во всяком случае, Власов в своей речи призвал солдат 1-й дивизии быть стойкими и храбро сражаться за Родину.

После прояснения предварительных вопросов, при разработке плана наступления, между командованием армии и дивизии сложилось сотрудничество, начисто опровергающее позднейшие утверждения о «крупном разговоре» и о продолжавшемся недоверии русских. Буняченко и его начальник штаба подполковник Николаев нашли у генерала Буссе и начальника штаба полковника Гёльца «явное понимание особенностей данного случая» и уважение «по всей форме» к себе как к союзникам [401]. Как свидетельствует майор Швеннингер, в результате этой позиции командование дивизии проявило отзывчивость в отношении немецких пожеланий и распоряжений и стремление «и со своей стороны сохранить предпосылки для продолжения этого хорошего сотрудничества». И переводчик, предоставленный германской командой связи, констатировал в беседах между немецким командующим армией и русским командиром дивизии «почти смехотворное совпадение взглядов в тактическом отношении… Получалось так, что как немецкий, так и русский генерал, опережая его, не раз угадывали мысли друг друга, в то время как он еще был занят формулированием частично очень сложного для него перевода».