Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Есть целомудренные чары, —
Высокий лад, глубокий мир,
Далёко от эфирных лир
Мной установленные лары.

У тщательно обмытых ниш

В часы внимательных закатов
Я слушаю моих пенатов
Всегда восторженную тишь.

Какой игрушечный удел,

Какие робкие законы
Приказывает торс точеный
И холод этих хрупких тел!

Иных богов не надо славить:

Они как равные с тобой,
И, осторожною рукой,
Позволено их переставить.

1909

«Дано мне тело — что мне делать с ним…»

Дано мне тело — что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить

Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,

В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,

Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть, —

Узора милого не зачеркнуть.

1909

«Невыразимая печаль…»

Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена

Истомой — сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.

Немного красного вина,

Немного солнечного мая, —
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.

1909

«Ни о чем не нужно говорить…»

Ни о чем не нужно говорить,
Ничему не следует учить,

И печальна так и хороша

Темная звериная душа:

Ничему не хочет научить,

Не умеет вовсе говорить

И плывет дельфином молодым

По седым пучинам мировым.

1909

«Когда удар с ударами встречается…»

Когда удар с ударами встречается,
И надо мною роковой,
Неутомимый маятник качается
И хочет быть моей судьбой,

Торопится и грубо остановится,

И упадет веретено, —
И невозможно встретиться, условиться,
И уклониться не дано.

Узоры острые переплетаются,

И, все быстрее и быстрей,
Отравленные дротики взвиваются
В руках отважных дикарей…

1910

«Медлительнее снежный улей…»

Медлительнее снежный улей,
Прозрачнее окна хрусталь,
И бирюзовая вуаль
Небрежно брошена на стуле.

Ткань, опьяненная собой,

Изнеженная лаской света,
Она испытывает лето,
Как бы не тронута зимой.

И если в ледяных алмазах

Струится вечности мороз,
Здесь — трепетание стрекоз
Быстроживущих, синеглазых.

1910

Раковина

Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пенишь

И несговорчиво поешь,
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,

Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей,

И хрупкой раковины стены,

Как нежилого сердца дом,
Наполнишь шепотами пены,
Туманом, ветром и дождем…

1911

Пешеход