Бессонница. Гомер. Тугие паруса.Я список кораблей прочел до середины:Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,Что над Элладою когда-то поднялся.Как журавлиный клин в чужие рубежи, —На головах царей божественная пена, —Куда плывете вы? Когда бы не Елена,Что Троя вам одна, ахейские мужи?И море, и Гомер — все движется любовью.Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,И море черное, витийствуя, шумитИ с тяжким грохотом подходит к изголовью.
Отверженное слово «мир»В начале оскорбленной эры, —Светильник в глубине пещерыИ воздух горных стран — эфир,Эфир, которым не сумели,Не захотели мы дышать.Козлиным голосом опятьПоют косматые свирели.Пока ягнята и волыНа тучных пастбищах водилисьИ дружелюбные садилисьНа плечи сонных скал орлы, —Германец выкормил орла,И лев британцу покорился,И галльский гребень появилсяИз петушиного хохла.А ныне завладел дикарьСвященной палицей Геракла,И черная земля иссякла,Неблагодарная, как встарь.Я палочку возьму сухую,Огонь добуду из нее,Пускай уходит в ночь глухуюМной всполошенное зверье!Петух и лев, широкохмурыйОрел и ласковый медведь, —Мы для войны построим клеть,Звериные пригреем шкуры!А я пою вино времен —Источник речи италийской,И в колыбели праарийскойСлавянский и германский лен!Италия, тебе не леньТревожить Рима колесницы,С кудахтаньем домашней птицыПерелетев через плетень?И ты, соседка, не взыщи, —Орел топорщится и злится:Что, если для твоей пращиХолодный камень не годится?В зверинце заперев зверей,Мы успокоимся надолго,И станет полноводней ВолгаИ рейнская струя светлей, —И умудренный человекПочтит невольно чужестранца,Как полубога, буйством танцаНа берегах великих рек.
1916
Декабрист
«Тому свидетельство языческий сенат, —Сии дела не умирают!»Он раскурил чубук и запахнул халат,А рядом в шахматы играют.Честолюбивый сон он променял на срубВ глухом урочище Сибири,И вычурный чубук у ядовитых губ,Сказавших правду в скорбном мире.Шумели в первый раз германские дубы,Европа плакала в тенетах,Квадриги черные вставали на дыбыНа триумфальных поворотах.Бывало, голубой в стаканах пунш горит.С широким шумом самовараПодруга рейнская тихонько говорит,Вольнолюбивая гитара.«Еще волнуются живые голосаО сладкой вольности гражданства!»Но жертвы не хотят слепые небеса:Вернее труд и постоянство.Все перепуталось, и некому сказать,Что, постепенно холодея,Все перепуталось, и сладко повторять:Россия, Лета, Лорелея.