Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского

«Тайна азефщины – вне самого Азефа; она – в том гипнозе, который позволял его сотоварищам по партии вкладывать перст в язвы провокации и – отрицать эти язвы; в том коллективном гипнозе, который не Азефом был создан, а террором, как системой. То значение, какое на верхах партии придавали террору, привело, по словам „Заключения“[52], – „с одной стороны, к построению совершенно обособленной надпартийной боевой организации, ставшей покорным оружием в руках Азефа; с другой – к созданию вокруг лиц, удачно практиковавших террор, именно вокруг Азефа, атмосферы поклонения и безграничного доверия“…

Уже Гершуни окружил свое место полумистическим ореолом в глазах своей партии. Азеф унаследовал от Гершуни свой ореол вместе с постом руководителя боевой организации. Что Азеф, который несколько лет перед тем предлагал Бурцеву свои услуги для террористических поручений, теперь разыскал Гершуни, это немудрено. Но немудрено и то, что Гершуни пошел навстречу Азефу. Прежде всего выбор в те времена был еще крайне мал. Террористическое течение было слабо. Главные революционные силы стояли в противном, марксистском лагере. И человек, который не знал ни принципиальных сомнений, ни политических колебаний, который готов был на все, являлся истинным кладом для романтика терроризма, каким был Гершуни. Как все-таки идеалист Гершуни мог нравственно довериться такой фигуре, как Азеф? Но это старый вопрос об отношении романтика к плуту. Плут всегда импонирует романтику. Романтик влюбляется в мелочной и пошлый практицизм плута, наделяя его прочими качествами от собственных избытков. Потому он и романтик, что создает для себя обстановку из воображаемых обстоятельств и воображаемых людей – по образу и подобию своему».

Во многом Лев Давыдович был прав. В партии эсеров было много людей, руководствовавшихся более эмоциями, нежели продуманными взглядами. А потому разочарование было страшным. Вот что сказал Чернову П. Карпович, являвшийся правой рукой Азефа, человек весьма недалекий, но пламенный революционер.

«У нас один выход: всем, не медля ни минуты, разбежаться в разные стороны, чтобы не напоминать видом своим друг другу о том, что было, и о том, что надо забыть навсегда, чтобы можно было как-то еще жить».

Так он и сделал. Карпович отошел от революционного движения, стал отзываться о революционерах резко отрицательно. Но он не перешел, как Тихомиров, в противоположный лагерь, да и в частной жизни себя найти не сумел. Надолго выбыл из игры и Савинков. Он шатался по парижским кабакам и развлекался с доступными девицами. Одновременно занялся литературой. И если его «Записки террориста» являлись просто мемуарами, то в двух художественных книгах – «Конь бледный» и «То чего не было» – он пишет о бессмысленности борьбы. Это книги не «контрреволюционные». Не «Бесы» Достоевского и не «На ножах» Лескова. Это чистой воды декадентство. По Савинкову, да, мир дерьмо, но и сделать-то ничего нельзя… Позже Савинков оклемался и вернулся к любимому делу, правда, уже под иными знаменами. Но это было позже.

По большому счету от этого удара эсеры оправиться так и не сумели. Да, в 1917 году они стали самой крупной российской партией. Но «пассионарность» они растеряли напрочь. В 1917 году они, не пикнув, сдали власть большевикам, в 1918-м в Сибири – Колчаку. В общем, был один позор.

Забавы социал-демократов

Главные конкуренты эсеров перенесли поражение 1905 года куда спокойнее. В общем и целом, они мыслили так. На этот раз не вышло. Что ж делать. Будем перегруппировывать силы и пытаться

еще раз. Но это не значит, что в этой среде царила тишь да гладь. Хватало своих веселых историй.

После поражения московского и ряда других вооруженных выступлений, 10‒25 апреля (23 апреля‒8 мая) 1906 года в Стокгольме состоялся IV съезд РСДРП, получивший имя «объединительного». Как и следует из названия, две враждовавших фракции решили договориться.

С этим сборищем связан забавный эпизод. Большая группа делегатов съезда из России плыла в Стокгольм по Балтийскому морю на пароходе. И пароход… наскочил на камень возле побережья Финляндии. Привет «Джону Крафтону»! Всю ночь корабль находился в очень опасном положении возле скалистого берега. Вот что вспоминал делегат съезда А. А. Луначарский, впоследствии – нарком культуры РСФСР/СССР.

«К утру нашу маленькую пушку, которая тревожно кашляла на корме, услышали из Гельсингфорса, и на выручку к нам приехал маленький полицейский пароход. Когда он забрал нас и отвез в Гельсингфорс, ему и в голову не приходило, что он имеет в своих руках ровно половину состава социал-демократического съезда».

Но никого не арестовали, посадили на другой пароход и отправили в Стокгольм.

Впрочем, съезд особого толка не имел. Хотя формальное объединение и произошло, реально противоречия решить не удалось.