Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского

Перешиблено право продолжать веру отцов, право родителей воспитывать детей в собственном миропонимании, – а вы, церковные иерархи, смирились с этим и способствуете этому, находя достоверный признак свободы вероисповедания в том. В том, что мы должны отдать детей беззащитными не в нейтральные руки, но в удел атеистической пропаганде, самой примитивной и недобросовестной. В том, что отрочеству, вырванному из христианства, – только бы не заразились им! – для нравственного воспитания оставлено ущелье между блокнотом агитатора и уголовным кодексом… Святейший Владыко! Не пренебрегите вовсе моим недостойным возгласом. Может быть, не всякие семь лет Вашего слуха достигнет и такой. Не дайте нам предположить, не заставьте думать, что для архипастырей Русской Церкви земная власть выше небесной, земная ответственность – страшнее ответственности перед Богом.

Ни перед людьми, ни тем более на молитве не слукавим, что внешние путы сильнее нашего духа. Не легче было и при зарождении христианства, однако оно выстояло и расцвело. И указало путь – жертву. Лишенный всяких материальных сил – в жертве всегда одерживает победу. И такое же мученичество, достойное первых веков, приняли многие наши священники и единоверцы на нашей живой памяти. Но тогда – бросали львам, сегодня же можно потерять только благополучие.

В эти дни, коленно опускаясь перед Крестом, вынесенным на середину храма, спросите Господа: какова же иная цель Вашего служения в народе, почти утерявшем и дух христианства и христианский облик?»

Я человек неверующий – и, возможно, чего-то не понимаю. Но, на мой непросвещенный взгляд, так может писать лишь человек, свято убежденный в своей чуть ли не ангельской моральной чистоте, в праве поучать всех и вся. Автор письма предлагает служителям Церкви героически лечь под каток. Я показывал это произведение верующим, которые посещали церковь и в советские времена, когда за это можно было огрести много неприятностей. Одна из них сказала: «Если бы я увидела подобный текст в то время, решила бы, что это провокация».

И ведь что забавно? Такое письмо может быть интересно прежде всего посторонним Церкви людям. А если точнее… Ну, конечно. «Лауреат Нобелевской премии выступил в защиту свободы совести в СССР». Опять-таки – прекрасный заголовок для западных газет.

Игра, конечно, рискованная. Но не настолько, как может показаться. 1972 год – уже не то время, когда нобелевского лауреата могли отправить за решетку. Но это была только разминка. Главный удар последовал позже.

Главная книга

В 1973 году в Париже всплывает самое знаменитое произведение Солженицына – «Архипелаг ГУЛАГ».

С точки зрения литературы – это шедевр. Одна беда – «Архипелаг ГУЛАГ» – произведение, претендующее на документальность. На правду. А в этом смысле дело обстоит хуже некуда. С достоверностью книга и рядом не лежала. Это выясняется даже при самом поверхностном обращении к фактам. Нагромождение ужасов по большей части не соответствует действительности. Весь «Архипелаг» состоит из натяжек, передержек и подтасовок. То есть имеются там реальные человеческие истории, возможно, и правдивые. Впрочем, и это не факт. Рассказы очевидцев – тем более, лагерные рассказы и легенды – дело такое… К тому же, что основа произведения – это «лагерные байки», которые являются фольклорным жанром – таким же как «морские», альпинистские или «охотничьи» рассказы или хипповские «телеги». И в этом жанре свои законы. Не знать Солженицын этого просто не мог, он ведь все-таки был не студентом журфака.

Вот как оценивает произведение в своих «Воспоминаниях»