Русская правда. Язычество – наш «золотой век»

Более всего против «финского» происхождения волхвов говорит их роль в летописных событиях. Роль эта будет подробна рассмотрена ниже, но сразу скажу – немыслимо представить на месте волхвов презренных «мордовичей» или «чухну», постоянных покорных данников славян. Судя по русскому эпосу (сошлюсь на мое же исследование «Этнос и раса в былинах»), финское население заселяемых славянами лесов, как и степняков, русичи за людей не считали. Русская девушка, бегущая из татарского плена в балладе «Полонянка», услышав от перевозчика-«мордовича» предложение руки и сердца в обмен на перевоз и спасение от настигающих татар, предпочитает броситься в реку и погибнуть. В Кировской области, по воспоминаниям хорошего знакомого автора этих строк, еще в 80-х годах прошлого столетия потомки русских, новгородских переселенцев в Кировской области, брезгливо сторонились жителей деревенек, населенных русскоязычными потомками крещеных «вотяков»-удмуртов и «черемисы»-марийцев, а в Удмуртии, при коллективизации, русские крестьяне не желали объединяться в один колхоз с удмуртами-односельчанами и требовали создания отдельных хозяйств. Как видим, презрительное отношение к финно-угорским племенам сохранялось веками даже после тысячелетней проповеди церкви с ее «нет ни эллина, ни иудея». Можно ли поверить, чтоб тем же презренным финнам вдруг начинали оказывать такое почтение, которое в летописях и у ибн Русте русы выказывают своим волхвам?

Самое первое упоминание о славянских жрецах относится к VI веку. Византиец Фофилакт Симокатта рассказал о трех славянских послах-гуслярах, прибывших к императору Маврикию. Они поведали, что народ их живет «на краю Западного океана», что, очевидно, обозначает Балтийское море – ни к какому другому «Западному океану» поселения славян не выходили. Спустя полтысячи лет без малого византийцы будут там же, «на дальнем берегу Океана», располагать родину своих «варангов» – варягов, балтийских славян-вендов, служивших в армии императора (в Западной Европе византийских «варангов», которых, как я уже говорил, как и по-лабских славян, звали в Европе «вандалами»). Послы рассказали, что «кифары (гусли. – Л.П.) носят потому, что не привыкли облачать свои тела в железное оружие – их народ не знает железа, и потому мирно и безмятежно проходит у них жизнь… Тем, для кого война является вещью неведомой, естественно, говорили они, более усиленно предаваться музыкальным занятиям».

Этот рассказ породил среди историков множество толков. Были времена, когда его полностью и без сомнений приняли на веру. Один из отцов норманнской теории, Август Шлецер, скажем, и так считал славян – да не VI, а IX века! – настолько дикими, что они и дань-то платили шкурами белок и куниц лишь оттого, что у них «не было орудий для охоты на медведя». Почтенный немец, всю жизнь проведший в библиотеках и университетских аудиториях, вряд ли догадывался, что для охоты на медведей как раз нужны более простые орудия, чем для добычи мелких и шустрых пушных зверьков, и сама медвежья охота на добрые сто тысяч лет (те же неандертальцы) старше беличьей. Но в такую, с позволения сказать, концепцию, славяне, не знавшие-де железа в конце VI столетия, вполне укладывались. Да что немец Шлецер, если век спустя поляк Юзеф Крашевский в романе «Старое предание» на полном серьезе описывал ушлых немецких купцов, в том же IX веке продающих славянам, предкам поляков, металлические вещи, рассказывая, будто их делают подземные карлики-гномы! А старый славянин Виш, в доме которого на почетном месте хранятся каменные молоты и секиры, ворчит: «Будто нет у нас камня, рога и кости…От отцов и прадедов достались они нам в наследство, ими били жертвы Богам, разбивали головы врагам и рога обламывали зверям. Не будь камня, не было бы человека и жизни на земле… Ваш металл ест вода, и воздух, и земля, а камень бессмертен».

И сейчас, впрочем, мода на славян с каменными топорами вовсе не ушла в прошлое. Вспомните только, читатель, фильм «Тринадцатый воин» с Антонио Бандерасом в главной роли. Многие русские зрители даже не осознают, что обитающие в пещерах, размахивающие каменными топорами, одетые в косматые шкуры дикари-«вен дели» с размалеванными рожами – это венды, славяне в представлении Голливуда конца XX века. Правда, при всем том эти дикари ездят верхом в седлах со стременами, растаскивают на диво хлипкую городьбу поселка викингов железными крючьями на веревках… но Голливуд и логика суть вещи несовместные – ну не будешь же всерьез интересоваться, где злодеи-«вендели» держат своих коней в пещерных жилищах, путь в которые пролегает через зыбкий плетеный мостик над пропастью, по которому и пешком-то пройти страшно. Или отчего герой Бандераса, араб-мусульманин ибн Фоцлан (читай ибн Фадлан, из записок которого сценаристы фильма многое позаимствовали), щеголяет гладко выбритой физиономией (искренне желаю авторам фильма попытаться побрить взрослого мужчину-мусульманина – современного, не средневекового! – лучше в какой-нибудь исламской стране).